Потом, шагнув назад, огляделась по сторонам, проверяя, все в ли в порядке, и вдруг хлопнула себя по лбу.
— Черт, а промокательная бумага! — воскликнула она».
После Винчестера дорога сложилась как нельзя более удачно, и уже в третьем часу Ганнибал Джонс благополучно добрался до библиотеки, успев отдохнуть и пообедать у своей тетушки.
Доктор Кревистер, выйдя на пенсию, жил в маленьком, уютном и довольно уединенном доме, который Джонс нашел без труда. Дочь Кревистера, женщина лет сорока пяти, вела хозяйство для него и для его брата, тоже врача. Она сразу узнала Джонса и по имени, и по внешнему виду: по имени, поскольку являлась поклонницей его творчества, и по виду, потому что видела его фото, приложенное к одному из газетных интервью.
После нескольких общих фраз Джонс объяснил цель своего визита. К счастью, память у дочери оказалась лучше, чем у ее отца.
— Ты, конечно, помнишь Миддлтонов из Саксон-Уолл? Я принесу твой журнал за этот год. Когда это было, мистер Джонс, девять лет назад?
— Девять или десять, — ответил он.
Быть знаменитостью порой полезно, подумал Джонс. Вряд ли какой-то другой любитель наводить справки мог рассчитывать на столь радушный прием и надеяться, что люди с вниманием отнесутся к его капризам. Несколько минут он просидел со стариком, обсуждая последний международный матч по крикету, пока дочь не вернулась с книгой.
— Думаю, это он, — сказала дочь, протянув журнал отцу.
У доктора ушло немало времени, чтобы найти нужные Джонсу сведения, потому что он постоянно наталкивался на знакомые фамилии, которые вызывали в его памяти разные интересные случаи: рождения, смерти, необычные болезни и чудесные выздоровления, — и считал своим долгом посвятить в них своего гостя.
Наконец доктор добрался до Констанции Миддлтон.
— Заражение крови. Да, да, я помню. Грустная история. Я бы даже сказал — безобразная. Здоровый младенец, и вдруг — совершенно необъяснимая небрежность со стороны сиделки. Наверное, она была очень расстроена, но и я тоже! Все произошло буквально на ровном месте. Не возникло ни малейших осложнений. А потом из-за чьей-то глупой халатности молодая мать подхватила родильную горячку. Возмутительно. Просто возмутительно.
Он с досадой пощелкал языком, словно безвременная кончина Констанции Миддлтон вызывала у него столько же сочувствия, сколько раздражения и гнева.
— Вы правы, — кивнул Джонс. — А когда… заболел ее муж? Вы можете об этом рассказать? Мы должны установить идентичность, — добавил он, надеясь, что эта туманная формулировка поможет ему объяснить свою настойчивость.
— Ах, да, ее муж. Это было довольно странно. Меня вызвала одна из служанок, кажется, ее звали Пайк, — кстати, именно она ухаживала за миссис Миддлтон, поэтому от нее вполне можно было ожидать еще какой-нибудь чудовищной безалаберности вроде той, что привела к родильной горячке… Нет, теперь, конечно, поздно об этом говорить. В общем, меня вызвали в ее дом к больному, который, скажем так, явно нуждался в операции. Тогда я послал в соседний город… как он там называется?
— Стаухолл, — ответил Джонс.
— Да, верно. Так вот, из города приехал хирург, доктор Литтл. Нечего было и думать о том, чтобы везти мужчину в больницу, поэтому меня поразило, когда… Впрочем, неважно. Короче говоря, я не особенно удивился, что он умер. Тяжелый случай ущемленной грыжи и, как следствие, острый перитонит. Но вот что странно — когда я навестил его в следующий раз, он исчез.
— Как? — воскликнул писатель.
— Бесследно. Мы искали его повсюду и нашли — где бы вы думали?
— Понятия не имею, — ответил сильно взволнованный Джонс.
— В Неот-Хаусе. Это был вовсе не Пайк, а Миддлтон, оказавшийся в доме Пайков. Как вам это нравится?
— Миддлтон… А у него… у него были обычные симптомы? — спросил Джонс, проклиная себя за незнание медицинских терминов.
— Обычные? Черт возьми, да у него были все возможные симптомы! Тошнота, рвота, дрожь в конечностях, сильная боль, быстрое и неровное дыхание, колени, воткнувшиеся чуть ли не в подбородок, высокая температура — все, что можно найти в медицинском справочнике. Доктор Литтл сделал операцию, но пациент умер. Меня это ничуть не удивило.
— Огромное спасибо, — пробормотал Джонс. — Не стану больше вас задерживать.
— Мистер Джонс, неужели вы не останетесь на чай? — почти взмолилась дочь доктора. — Мы подадим его немедленно, если вы торопитесь.