Глава 1.
Закон Конохагакуре официально классифицировал семью Харуно как гражданскую, но это не означало, что они никогда не производили шиноби для Конохи. На самом деле, для гражданских семей не было ничего необычным отправить второго или третьего сына в силы шиноби Конохи. Они редко добивались высокого ранга, но когда главным экспортным товаром деревни были наемники с чакрой, иметь одного в своей семье считалось социально ответственным, патриотичным и даже модным. Сам Кизаши Харуно был вторым сыном, который пять лет проработал генином, пережил Вторую Войну Шиноби благодаря тому, что никогда не сталкивался с вражескими шиноби без более могущественных союзников, а затем тихо удалился и использовал свою ауру как ветерана войны, чтобы удачно жениться. и создать успешный торговый бизнес.
Когда из-за родовых осложнений его жена не могла иметь второго ребенка, и он, и его жена предполагали, что их дорогая дочь Сакура вырастет и вырастет, чтобы либо удачно выйти замуж в силу того, что она была его единственной наследницей, либо, возможно, пойдет на смелость и возьмет на себя бизнес. . Затем, когда ей было почти шесть лет, Сакура должна была пойти и объявить о своем намерении стать шиноби.
Его жена Мебуки считала куноичи нецивилизованным путем для женщины-племянницы. У Кизаши были гораздо более веские причины для отказа. Он достаточно хорошо помнил свои дни шиноби, чтобы понимать, что его дочери не стоит желать жизни. Сумасшедшие, специализирующиеся на боевых действиях, редко доживали до тридцати лет. Более разумные шиноби, которые проводили большую часть своего времени в небоевых ролях, имели долгую, утомительную и низкооплачиваемую карьеру - до тех пор, пока что-то вроде войны не вынудило их вступить в бой, где вражеские специалисты по боевым действиям тут же их убили. И это не учитывает такие вещи, как атаки хвостатых зверей. Какими бы ужасными ни были жертвы среди гражданского населения, это было ничто по сравнению с шиноби, который застрял, пытаясь сразиться с девятихвостым лисом-демоном.
К сожалению, отказ был невозможен. Их дочь каким-то образом подружилась с наследницей клана Яманака, и она сделала свое заявление прямо перед указанной наследницей. Хотя отказ позволить ей посещать академию ниндзя по-прежнему был в их правах, это было бы социальным самоубийством. Когда дочь главы крупного клана шиноби говорит вам, что она с нетерпением ждала встречи с вашей дочерью в академии, вы позволяете своей дочери посещать академию. Отлучение от церкви и самоубийство Сакумо Хатаке по-прежнему считалось примером того, что ждало тех, кто пытался плыть против культурного прилива.
В уединении его жена сделала все возможное, чтобы уговорить дочь отказаться от ее курса. Когда это не сработало, она вошла в состояние отрицания, когда она убедила себя, что ее дочь просто переживает фазу, из которой она вырастет. Кизаши был более прагматичным и сосредоточился на том, чтобы сделать все возможное, чтобы увеличить шансы своей дочери на выживание. К сожалению, естественность его обширного бизнеса означала, что он никогда не мог уделить дочери личное внимание и пользу из своего собственного опыта. Он приложил все усилия, поощряя ее изучать все теоретические аспекты работы шиноби и покупая все необходимые книги в надежде, что она будет задействована для небоевой роли прямо из академии. И в своем стремлении дать своей дочери все преимущества он натолкнулся на то, что, по его мнению, было очень полезной маленькой игрушкой.
Во время поездки в Сунагакуре он наткнулся на украшенную драгоценностями брошь на рынке. Это был большой полудрагоценный камень, заключенный в корпус из до смешного замысловатого часового механизма. Очевидно, это была диковинка, добытая в странных землях далеко к западу от Великой Пустыни. Купец, который владел им, мог слепить немного чакры, и он использовал это, чтобы продемонстрировать, как часовой механизм вращается и двигается по головокружительной схеме при воздействии чакры. Кизаши сразу понял, что это отличный инструмент для поощрения своей дочери к работе над контролем своей чакры. Таким образом, он, не колеблясь, потратил всю свою прибыль от поездки на ее приобретение.
-------------------------------------------------- ------
Сакура Харуно полюбила свою новую игрушку. Она никому не рассказывала об этом, потому что это было по-детски, но в уединенные моменты ей нравилось наблюдать за замысловатыми движениями часового механизма. Она также была очень умным ребенком, поэтому ей потребовалось меньше месяца, чтобы понять, что количество шестеренок, которые будут двигаться, полностью зависит от схемы, по которой она ввела свою чакру в устройство. Для нее это стало игрой - попытаться войти в свою чакру, создавая самые сложные движения. Затем она поняла, что в устройстве есть шестерни, которые не только невидимы, но и не существуют. Войдите в чакру правильно, и она почувствует, как шестеренки начнут двигаться в самой ее душе.
Сакура была увлечена. То, что начиналось как игра, стало незначительной навязчивой идеей. Она не осознавала этого, но попытка разгадать секреты устройства подтолкнула ее способность к чакре и ее контроль далеко за пределы нормального уровня.
Вскоре после своего девятого дня рождения она обнаружила очень сложный узор, который двигал каждую шестеренку.
-------------------------------------------------- --------
"Это было так давно. Кто ты? .... А. Понятно. Ты стражник моей тюрьмы".
"Тюрьма? Вы здесь в ловушке? Кто вы?"
"В ловушке. Да. После того, как я умер, моя душа оказалась в ловушке этого адского устройства. Что касается меня, у меня было много имен, пока я жил. Некоторые называли меня Сияющим Серебром. Другие называли меня Дьяволом.Но вы можете называть меня Таней ".
-------------------------------------------------- --------- В
душе Сакура была доброй девушкой. Первым ее побуждением было грустить из-за того, что Таня попала в ловушку броши, которую, очевидно, назвали Тип 95, что бы это ни значило. Как только стало ясно, что даже если она сможет освободить Таню, это будет означать, что ее душа просто исчезнет в загробной жизни, она привыкла к тихому голосу на плече. Сакура поняла, что Таня была не очень хорошим человеком. Но у нее было удивительно сухое остроумие, от которого она смеялась, даже когда она чувствовала себя виноватой за все гадости, которые говорила Таня.