Именно здесь большинство людей оступаются. Не доверять людям, которых ты ненавидишь, легко. А вот доверять тем, кто тебе нравится, - это уже лажа.
— Циник по натуре, — говорю я ему с ухмылкой, идя спиной вперед к двери в комнату для персонала. Я делаю пальцем пистолет и целую его в пулю. — Стерва поневоле.
— Ты не стерва, — говорит мне вслед Пэдди с нотками меланхолии в голосе. — Просто тебя неправильно понимают.
— Ты, чертова сука, — ворчит Саймон поздним вечером. Новогодние фейерверки все еще гремят вдалеке, но уже почти три часа ночи, когда он возвращается домой из паба.
У меня перерыв, и осталось меньше двадцати минут, чтобы сделать все, что нужно, и вернуться к своей смене в баре. Никто даже не узнает, что меня не было, и мое алиби будет неприкосновенным. Не то чтобы оно мне было нужно. Такие изворотливые ублюдки, как Саймон, никогда не обращаются в полицию.
Саймон настолько пьян, что едва держится на ногах, пока не останавливается перед своей входной дверью в богатом пригороде Лондона. Он не слышит меня, когда я подхожу к нему сзади. Я хватаю его за волосы, приставляю нож к его шее и дергаю его прочь от двери и на площадку с короткой зеленой травой, которую он называет своим палисадником. Я пинаю его по ногам своим ботинком со стальным наконечником, заставляя упасть на колени.
— Привет, Саймон.
— Уилли? Какого черта ты здесь делаешь? — прохрипел он, и все предложение превратилось в одно слово.
Его дыхание задерживается в сухом холодном воздухе, а сам он ярко-красный и вспотевший, в его жилах больше алкоголя, чем крови.
— Мы знаем друг друга уже довольно долго, Саймон, — говорю я ему. Я бросаю его вперед за голову, и он едва успевает выбросить ладони, чтобы не упасть лицом в собственный газон.
— Можно подумать, мы уже нашли взаимопонимание, понимаешь?
Я поворачиваюсь к нему лицом, поднимая его лицо к себе стальным кончиком ботинка.
— Ты приходишь ко мне домой, вымогаешь у меня деньги, которые я не могу тебе дать, угрожаешь, бла-бла-бла - вот спектакль, который мы должны разыграть. Во всяком случае, я так думала. Я не знала, что сейчас мы накладываем друг на друга руки.
— О чем ты, черт возьми, говоришь, ты, с-тупая сука, — заикается Саймон.
Я бью его прямо в челюсть. Чистый, низкий боковой удар, стальной наконечник в челюстную кость. Я раскачиваю его, как мешок с дерьмом, и он с воплем боли летит на газон. Я приседаю и поднимаю его голову за волосы.
— На твоем месте я бы вела себя потише, Саймон. Твои дети спят, ты не хочешь их разбудить. Ты же не хочешь, чтобы твоя жена вышла посмотреть, из-за чего весь этот переполох?
Глаза Саймона расширились. Его начало трясти, и не от холода.
Поддерживая его голову за волосы, я показываю ему нож, который держу в руках.
— Вот чему я научу тебя бесплатно, Саймон. В следующий раз, когда будешь бить кого-то по лицу, убедись, что у него нет ножа.
— Не надо, не надо, — говорит он.
— Чего не надо, Саймон? Я не понимаю. — Я опускаю его голову обратно на землю и поднимаю руку в жесте преувеличенного замешательства. — Что это за правила? Я думала, мы ограничимся угрозами и оскорблениями. Я была вполне готова трусить и умолять, не так ли? Но потом ты ударил меня... ты ударил меня, Саймон. Ты приложил ко мне свои гребаные пальцы, и мне это очень... очень не понравилось. Можно сказать, что вывих челюсти был достаточной расплатой, что мы квиты, но теперь я думаю: если Саймон ударил меня один раз, что он собирается делать дальше?
— Я не буду тебя трогать. — Он неистово трясет головой. — Я не так уж сильно тебя ударил, Уилли. Я просто устроил шоу.
— Верно, но вот еще что. — Я подбрасываю нож вверх, ловлю его за рукоять, лезвием вниз, и глубоко вонзаю его в место между шеей Саймона и его плечом. Это должно быть ужасно больно. Саймон издает придушенный крик боли, который ему с трудом удается подавить. — Меня зовут не Уилли.
— Ах ты, сука гребаная, — ворчит он.
— Так-то лучше. Честно говоря, я предпочитаю это Уилли.
Я выдергиваю нож, вызывая у него еще один крик. В этот момент начинает зажигаться свет. Я вздыхаю.
— Ради всего святого, ты пошел дальше и разбудил людей. Придется отвечать на множество неудобных вопросов. Так что я оставлю вас наедине с этим, хорошо? — Я встаю, а потом сильно пинаю его сапогом в плечо. —Уверена, что скоро мы снова увидимся. Все в порядке. Ты просто выполняешь свою работу. Но в следующий раз, когда ты прикоснешься ко мне, тебе, наверное, стоит быть мужественным и довести дело до конца. Если ты снова ко мне прикоснешься, то убийство - единственный способ остановить меня от того, чтобы выследить тебя и вонзить нож прямо в тот дряблый комок плоти, который ты называешь членом.
Он хватается за плечо, кровь хлещет через пальцы. Я наклоняюсь к нему, сузив глаза.
— Понял?
Его лицо белое как простыня, глаза затуманены алкоголем, болью и гневом.
— Кивни, если понял, Саймон.
Его ненависть ощутима, и он, вероятно, отчаянно хочет ответить на мою угрозу своей собственной. Но Саймон не такой человек. В пантеоне злых людей, с которыми я сталкивался в своей жизни, Саймон не годится даже для того, чтобы нести ведро, в которое они мочатся.
Поэтому он кивает и ничего не говорит.
— Так я и думала. Отлично. — Я вытираю свой нож о его пальто, захлопываю его и протягиваю Саймону большой палец вверх. — С Новым годом, приятель.
А потом поворачиваюсь и ухожу, у меня есть более важная рыба, которую нужно выпотрошить.
8
Самые страшные хищники
Лука
Весь январь я посвящаю своей охоте.
В тот вечер в гостиничном номере, когда она предложила мне выследить ее, она была уверена, что я не смогу ее поймать.