Все ненавидят.
Но только не эта маленькая дьяволица. Она смотрит мне прямо в глаза и надувает губы в форме поцелуя, ожидая моего ответа.
— Это же Хэллоуин, не так ли? — говорю я с неискренней улыбкой. — Наверное, я ищу монстров.
Ее губы подрагивают, в глазах что-то вспыхивает, словно молния, заглушенная тучами.
— Тогда тебе не придется искать слишком далеко, — говорит она, и в ее голосе слышится укор.
Я сужаю глаза. В этой женщине есть что-то такое, о чем я не могу догадаться. Что-то, что влечет меня к какому-то более глубокому инстинкту. Это напоминает мне встречу с другим фехтовальщиком на трассе, ожидание внезапного выпада и щелчка клинка.
Но ничего не происходит.
— И что же привело вас сюда сегодня? — спрашиваю я, внезапно наклоняясь к ней. Она не вздрагивает в ответ. Она позволяет мне вторгнуться в ее личное пространство, а поскольку я намного выше ее, она откидывает голову назад, чтобы посмотреть на меня сверху. С этого ракурса она представляет собой соблазнительное сочетание влажных красных губ и обнаженного белого горла.
Интересно, что мне нужно сделать с ней, подумал я, чтобы она стала твердой?
И тут она удивляет меня.
— Я пришла сюда по той же причине, что и все остальные девушки, которые сюда приходят. — Она говорит с отработанной скромностью конкурсантки. — Чтобы быть разрушенной.
2
Достаточно охренительно
Лука
— Как ты сказала, как тебя зовут?
Она улыбается. Она никогда не называла мне своего имени, и я знаю, что она знает. Она наклоняется вперед через барную стойку, положив руки и предплечья ровно на глянцевую поверхность. Она поднимает глаза на меня, и я вижу их истинный цвет в тусклом свете, падающем с высоты над баром.
Зеленый.
Слизистый, маслянистый зеленый цвет яда.
Она отвечает мне очень мило. — Саша. Меня зовут Саша.
Порча женщин, как и все остальное в этом мире, теряет свое очарование, чем больше ты этим занимаешься.
Было в моей жизни время, когда я мог завестись, обмотав ремень вокруг шеи девушки и сжимая его достаточно долго, чтобы увидеть, как желание уступает место ужасу в ее глазах. Было время, когда мне было достаточно просто быть немного грубым, завязать женщине глаза или связать ее, чуть-чуть задержать ее дыхание или чуть-чуть сильнее вгрызться в мягкость ее плоти.
Но я не дурак. Мои наклонности в спальне были прозрачны даже для меня - возможно, даже больше, чем для кого-либо другого. Секс для меня никогда не сводился к желанию или траханью. Секс, как и все остальные вещи в моей жизни, был связан только с властью.
А потом я понял, что никогда не было ситуации, в которой я не обладал бы властью. Притягательность притупилась, стала скучной. Не имело значения, насколько экстремальными были мои действия, как далеко я заходил. Удовлетворение не приходило, потому что я не получал того, чего хотел. Я не мог получить то, что хотел, - оно у меня уже было.
Эта женщина, в костюме дьявола, с кроваво-красными ногтями, влажными губами и обнаженным белым горлом, идеально подходит для того, чтобы ее уничтожить. Мысль о том, что ее можно разрушить, когда-то влекла меня к ней, как акулу к крови.
— Если разрушение - это то, что ты ищешь, Саша, то ты пришла по адресу.
Я обхватываю рукой ее затылок. Линия ее спины удлиняется. Она напугана или боится? Ее темные глаза широко раскрыты, полны той чертовой невинности, которую я заметил раньше. Она похожа на оленя в свете фар. Я вдавливаю большой палец в ее шею и нащупываю.
Она выдыхает нервный смех. — Я знаю.
— Почти каждый мужчина здесь не прочь погубить тебя, — говорю я ей. — Ты можешь выбирать.
Ее дыхание становится коротким. — У тебя есть рекомендация?
Ее вопрос застает меня врасплох. Я смеюсь и обвожу взглядом оживленную гостиную, где сидят и пьют в предвкушении ночного разврата.
Я жестом показываю на двух стариков в масках сатиров.
— Ты немного старовата для тех двух королей. — Я указываю на громоздкого мужчину в маске Вольто без украшений. — Вон тот русский олигарх предпочитает женщин, которые его разорят, если ты понимаешь, о чем я.
— Полагаю, я могу попробовать, — говорит она. Тон у нее резкий, и она вскидывает брови в почти вызывающем жесте. Ее блестящие красные крылья ловят свет, когда она сдвигается, чтобы получше рассмотреть русского.
На мгновение я внимательно рассматриваю ее. Ее бледная кожа, длинные темные волосы, рот в форме сердца. Несмотря на костюм дьяволицы, я вижу лишь ее невинность и уязвимость, фарфоровую вещицу, созданную для того, чтобы разбиться вдребезги.
Я качаю головой. — Ты не из тех женщин, которые могут кого-то погубить.
— Ты удивишься, — говорит она, трепеща ресницами.
— Сомневаюсь.
Я сильнее впиваюсь большим пальцем в ее шею, достаточно сильно, чтобы прижать ее спиной к черной стойке. Она выгибается, наблюдая за мной сквозь опущенные веки. Ее зубы впиваются в нижнюю губу. Она не выглядит испуганной - она не боится. Пульс под моим большим пальцем держится в том же ровном ритме.
— Такие женщины, как ты, созданы не для того, чтобы разрушать, - говорю я ей, - а для того, чтобы их уничтожали.
— Это то, что ты хотел бы сделать? — спрашивает она, задыхаясь. Ее рука скользит между нами и тянется к моему ремню, смелее, чем я ожидал от нее. — Уничтожить меня?
— Нет. — Я сразу же отпускаю ее, отступая назад из ее пространства. Ее рука скользит прочь, пальцы щекочут воздух. Ее рот все еще сформирован в улыбку. — Что за удовольствие уничтожать то, что само хочет быть уничтоженным?
Она смеется и поворачивается, чтобы поднять свой напиток. Она осушает его до последней капли и кладет в рот кусочек лимонной кожицы, жует и глотает с легким восхищенным вздрагиванием. Подняв пустой бокал, она наклоняет гладкий ободок ко мне.
— Мм. Твои бармены знают, как подать хороший напиток.