Что-то раздражающее и нарастающее, что я пытаюсь игнорировать вот уже три недели.
Церберы сидят в доме у камина, втроем развалившись на подстилках.
В очаге потрескивает огонь - единственный звук, который я слышу в горах. За несколько недель, проведенных здесь, я прочитал полдюжины книг. Я гулял, плавал и катался на лыжах. Я даже провел время в горах, тренируясь в стрельбе из лука на природе, проверяя свои навыки в борьбе со стихией. Все мои синяки зажили, за исключением слабого зеленоватого пятна на плече, куда Уиллоу ударила меня камнем.
Уиллоу, это ядовитое животное. Я достаю из кармана телефон и разблокирую его. С обоев на меня смотрит ее самодовольная мордашка. Я закрываю телефон и, вздрогнув, отбрасываю его в сторону.
Она не писала мне с тех пор, как рассказала о том, что мастурбировала в моей постели на мысли о Колине. По словам Вудроу и Надин, она была занята работой и мелкими ссорами с моими уборщицами - слишком занята, чтобы посылать мне фривольные и провокационные сообщения.
Хорошо.
Нахождение вдали от Уиллоу было именно тем, что мне было нужно.
Расстояние было тем противоядием, в котором я нуждался, чтобы напомнить себе, что в ней нет ничего нормального, привлекательного или интригующего. Она - заноза в моем сердце, бессовестная мошенница, лгунья и обманщица. Ее единственное предназначение в моей жизни - быть объектом для моих развлечений. Я был слишком мягок с ней, когда я вернусь, я буду знать, что с ней нужно обращаться более жестко.
И в следующий раз, когда я буду охотиться на нее, я буду охотиться на нее так, как следует охотиться на нее. С холодной жестокостью, с дикой эффективностью. Охота на Уиллоу - это не то же самое, что охота на лису, хитрую, но легкую. В следующий раз я буду охотиться на Уиллоу, как на волка, на что-то ловкое, нервное и сильное, на существо с выдающимся инстинктом выживания, на то, что нужно перехитрить и превзойти.
Предвкушение этого заставляет мою кожу вибрировать от возбуждения. Осталась всего неделя этой самонавязанной ссылки, и я вернусь в Лондон, готовый сражаться с Уиллоу с новой силой и упавшей целью.
Телефон вибрирует, вырывая меня из раздумий. Солнце садится у моих ног, словно капля крови на горизонте, окрашивая вершины гор в красный цвет. Я беру себя в руки и проверяю телефон, пытаясь стереть из памяти любой намек на волнение.
На экране высвечивается имя Надин. Это может означать только одно.
— Надин. — Я холодно приветствую ее.
— Лука, извини, что я так вам звоню. — Голос Надин резкий и срочный, она редко обращается ко мне по имени. Что-то не так. — Я подумала, что вы захотите узнать о том, что только что произошло.
— Что случилось? — Я сохраняю спокойный и клинический тон.
Моя отстраненность рассчитана, хотя и не совсем искренна. Моя грудь напряглась, а рука, обхватившая деревянные перила балкона, побелела.
— Уиллоу похитили.
Я всегда ценил Надин за ее прямоту. Это часть того, почему она возглавляет мою службу безопасности. Она никогда не сдерживала себя и не смягчала слова.
Ее слова - это тупой удар, ощущаемый на расстоянии. Тяжелый удар, без эха. Уиллоу, забрали. Это не совсем ударяет, потому что даже не имеет смысла.
— Похитили?
Мои глаза прикованы к красному глазу заходящего солнца. Больше я ничего не вижу. Холод окутывает меня, закрывая от голоса Надин, когда она говорит.
— Охрана, которую я посадила ей на хвост, - Кассим и Адриан. Они следили за ней издалека. Она не делала ничего необычного, просто работала или ходила по магазинам. Но они позвонили мне около пяти минут назад. Они сказали, что Уиллоу выходила из бара , где она работает, и тут появились двое мужчин. Один ударил ее, другой схватил. Они посадили ее в свою машину - черный "Mercedes" S-класса с тонированными стеклами. Сейчас мы пытаемся отследить владельца.
Моя сдержанность превращается в нечто хрупкое и тонкое, в переливающуюся нить паука. Всплеск раздражения поднимается внутри меня, подтачивая тонкую нить моей решимости. Эмоции, проносящиеся сквозь меня, грязные и темные, составляют уродливый контраст с нетронутым снежным пейзажем, окружающим меня.
Кто-то посмел наложить на нее руки, и это похоже на то, как если бы он наложил руки на мою собственную персону. Я ощущаю это вторжение как нападение на меня, как оскорбление самого моего существования.
— Найдите ее, — говорю я Надин, и голос мой звучит глухо. — Немедленно.
— Мы уже работаем над этим, — говорит Надин. Ее голос напряжен. Интересно, чувствует ли она мое недовольство, холодную ярость, словно убийственное подводное течение, проникающее под тонкий слой моего спокойствия. — Машина в пути. Мы отслеживаем ее по камерам видеонаблюдения, пока говорим. Кассим и Адриан уже в пути. Мы собрали видеозаписи с этими двумя мужчинами и проверяем номерной знак.
— На ней есть маячок. Я дам вам доступ. Держите меня в курсе всех событий, — приказываю я, сохраняя холодную официальность в голосе. — Я возвращаюсь.
— Нет необходимости возвращаться, сэр, — поспешно говорит Надин. — У нас все под контролем. Я сама разберусь с этим вопросом.
Возвращение в Лондон - это не декларация моих приоритетов и не признание важности Уиллоу. Уиллоу, несмотря на ее неважный статус, - это объект, который я считаю своим. Никто не заберет то, что принадлежит мне, никто не причинит вреда и не украдет то, что принадлежит мне.
Я отворачиваюсь от красного солнца и окровавленных гор.
— Нет, Надин. Этим вопросом я хочу заняться лично.
Кто бы ни осмелился наложить руки на Уиллоу Линч - мой враг или ее, мне все равно - у меня есть только одно решение, когда я возвращаюсь в Лондон.
Заставить их столкнуться с последствиями своего безрассудства.
В самолете, возвращающемся из Швейцарии, я получаю от Надин свежие новости. Два имени, фотографии и шквал отсканированных документов. Саймон Даутри и Терренс Мерфи. На фотографиях почти одинаковые изображения английских мужчин лет сорока с лицом бульдога, один лысый, другой с зализанной назад сальной шевелюрой.