Я притягиваю его к себе за горло и шиплю: — Не смей кончать в меня.
И он кончает, почти сразу, с тихим хныканьем. Я вгрызаюсь в его нижнюю губу так сильно, что чувствую, как плоть прогибается под моими зубами. Я чувствую металлическую сладость его крови на своем языке, а он кончает в меня с низким хрипом раненого животного.
Я отпускаю его горло, и на мгновение мы лежим совершенно неподвижно: грудь Луки прижата к моей, его лоб прижат к моему виску, его член все еще во мне. Он на секунду отводит лицо, глядя на меня сверху вниз. Его бело-русые волосы в беспорядке, ресницы мокрые, а во рту - месиво из свернувшейся крови.
Он выглядит каким-то развратным, только что оттраханным, но все еще пригодным для траха. Меня охватывает странное и ужасающее чувство, что-то почти похожее на нежность, и я испытываю мерзкое желание поцеловать его окровавленный рот.
Но вместо этого я отталкиваю его от себя, поспешно поправляю прическу и одеваюсь - как могу, - затем хватаю сумку и выбегаю из ванной.
Снаружи уже выстроилась очередь - видимо, пришло время пополнить запасы колы после ужина. Настолько очевидно, что все, кто смотрит на меня, знают, что только что произошло, что я даже не пытаюсь сохранять достоинство.
Я останавливаюсь возле женщины моего возраста в темно-синем платье и со знающей ухмылкой представляю ей свою спину.
— Зашнуруй меня, детка, ладно?
Она недоверчиво смеется, но услужливо протягивает мне сигарету, и мне даже удается выкурить у нее сигарету, прежде чем я сбегаю, оставив Луку за спиной, чтобы он принял на себя основную тяжесть осуждения, когда окончательно приведет себя в порядок.
Вместо того чтобы следовать за толпой в бальный зал, куда все направляются танцевать, я ухожу от музыки и суеты и направляюсь к ближайшему выходу.
Снаружи сад освещен богато украшенными фонарями и мангалами. Топиарии в колеблющемся свете камина выглядят как поджидающие монстры, но я лучше рискну с монстрами, чем с богатыми ублюдками внутри поместья.
Я спускаюсь по гравийной дорожке к огромному центральному фонтану, где обнаженные ангелы переплетаются в полотняных одеждах. Присев на край фонтана, я зажимаю сигарету между губами и лезу в сумку за зажигалками. Голос останавливает меня на месте.
— Мисс Линч. Минуточку вашего времени, пожалуйста.
Моя рука автоматически обхватывает ручку модного ножа для писем, который я украла у Луки и спрятала в сумочку перед уходом на гала-концерт.
Среди топиария появляется фигура. Это мужчина средних лет - как всегда. У него слегка помятый смокинг и пухлый, печальный вид. Его глаза за металлической оправой очков яркие и умные, а кожа вокруг них покрыта морщинками смеха.
Мои плечи расслабляются, но руки остаются на ноже для писем. — Кто вы?
Он подходит медленно, руки слегка подняты, как будто не хочет меня спугнуть. — Меня зовут Дэвид Митчелл. Я давно хотел поговорить с вами, мисс Линч.
Я сужаю глаза. — Вы журналист Луки.
— Я не чей-то журналист, — говорит он.
Я отпускаю нож для писем, беру зажигалку и прикуриваю сигарету. — Так вот. Что-то мне подсказывает, что вас здесь быть не должно, верно?
Он не пытается лгать, что является хорошим признаком того, что он не собирается тратить мое время слишком много.
— Нет, — говорит он. — Мне здесь не место.
Он улыбается, кожа вокруг его глаз густо морщится. — Полагаю, у нас есть что-то общее.
— У нас с тобой нет ничего общего. — Я встаю, когда он приближается к фонтану, и он тут же прекращает движение. — Прежде чем вы продолжите, позвольте мне сказать кое-что, Дэйв. Я не связываюсь с такими, как вы. Я не доверяю вам. Ваш институт так же коррумпирован, как и любой другой в этой стране. Так что не пытайтесь применить ко мне эту штуку - давайте будем бедняками и будем бороться вместе. Если вы хотите работать со мной, найдите другой угол.
— Я не хочу работать с тобой, — говорит Дэвид Митчелл.
— Тогда выкладывай уже. Чего ты хочешь?
— Я работаю над материалом о Луке Флетчер-Лоу и его клубах. Суть в следующем: У меня есть вся необходимая информация, но нет доказательств. Я знаю, что вы живете с ним в данный момент. Я понятия не имею, почему вы там, не представляю, как много вы знаете и как сильно вас это волнует. Я предлагаю вам фиксированный гонорар, сто тысяч, в обмен на то, что вы достанете мне любые доказательства, которые я смогу использовать в статье. Вот и все.
— Что мешает мне сказать ему, что вы обращались ко мне?
— Можете. — Дэвид Митчелл слегка вздохнул. — Он уже знает, что мне нужны доказательства. У меня их нет, и никто не будет говорить. Даже если мистер Флетчер-Лоу узнает, что я обращался к вам, для меня это мало что изменит.
Он улыбается той самоуничижительной улыбкой, которой улыбаются мужчины, когда хотят, чтобы вы считали их безобидными. — Надеюсь, вы ему не скажете. Надеюсь, вы подумаете над моим предложением.
Он лезет в карман и протягивает мне карточку.
— Теперь у вас есть мой номер. Моя статья должна выйти в печать до конца года. У вас достаточно времени, чтобы все обдумать.
Он отворачивается, не дожидаясь, пока я скажу что-нибудь еще, и я не говорю. Мне все равно нечего ему сказать. Выплата приличная, и мне не придется шантажировать богатых извращенцев или бегать за психованным богатым ребенком, чтобы заработать деньги. Но даже если бы я захотела дать Дэвиду Митчеллу то, что он хочет, попасть в офис Луки не так-то просто - Бог свидетель, я пробовала, - и я все равно окажусь в ловушке контракта.
Я со вздохом бросаю карточку в сумочку. Мне было бы легче решать эту дилемму, если бы я не чувствовала, как с меня капает сперма Луки Флетчер-Лоу, и не ощущала вкус его крови на языке.
— Черт, — пробормотала я.
После всего этого я не получаю удовольствия даже от одной затяжки сигареты. Я сдаюсь и возвращаюсь в дом.
Мистер Флетчер-Лоу похож на своего сына внешне, но мало чем еще. Там, где Лука - зажатый контролер, его отец излучает некое искусственное тепло, как тепло от фальшивого огня, все светодиодные лампочки, но нет настоящего тепла. Я наблюдаю за ним из угла переполненного зала, за тем, как он переходит от человека к человеку, с бокалом в руке, с глазами, сморщенными в улыбке.