— Как будто ты не сделал бы то же самое, если бы мог. Именно такие высокопоставленные и могущественные ублюдки, как ты, падают сильнее всего, Флетч. Держу пари, ты бы позволил этой девчонке надеть тебе на шею ошейник и таскать тебя на четвереньках, если бы мог.
Моему изголодавшемуся уму не требуется много времени, чтобы представить себе образ, который рисует Яков. Если бы единственным способом вернуть Уиллоу Линч было то, что я буду стоять на коленях у ее ног, разве я не согласился бы на такую сделку в одно мгновение? Разве я не стал бы умолять и лаять, если бы она так приказала?
Я не лучше Якова Кавински, который ходит за своей девчонкой по пятам, как побитый щенок, я даже не лучше Эвана Найта с его жалкой преданностью Софи Саттон, девушки, которая презирала его настолько, что скорее поцеловала бы зверя, чем его тупую американскую морду.
— Уверен, ты пришел сюда не только позлорадствовать. — Сидя, я оттягиваю рукава и наклоняюсь вперед, опираясь локтями на ноги. — Чем я могу помочь тебе, Кав?
Он пожимает плечами и осушает свой бокал. — Ничем.
Он откидывается назад, оглядывается по сторонам, тычет подбородком в мой телевизор. — У тебя есть видеоигры на этой штуке?
— Мне не пятнадцать лет. — Я презрительно кривлю губы. — Ты проделал весь этот путь не для того, чтобы играть в видеоигры, Кав, и не для того, чтобы наслаждаться моей компанией. Что тебе нужно? У меня нет настроения давать тебе это, просто чтобы ты отвалил.
— У меня уже есть все, что мне нужно.
Я морщусь от его слов; ему действительно не нужно это втирать.
— Тогда почему ты здесь?
— А ты как думаешь, придурок? — ворчит он. — Чтобы проверить тебя.
— Разве я выгляжу так, будто мне нужно, чтобы ты меня проверял?
— Ты выглядишь так, будто тебя бросила твоя девушка, и теперь ты прозябаешь в своей пещере, как раненый зверь.
Я закатываю глаза. — О, отвали, Кав. Ты как будто хочешь, чтобы я сделал тебе больно.
— Давай, вставай. — Кав встает, огибает стол и пинает мое плечо своим ботинком так, что я сразу же вспоминаю Уиллоу. — Пойдем искупаемся, что ли. Слышал, у тебя где-то есть озеро на всей этой земле, которую ты захватил.
— Тебе не стоит приближаться к большим водоемам вместе со мной, Кав.
— Ты не утопишься. Ты слишком самовлюбленный для самоубийства.
— Я не думаю о том, чтобы утопиться.
Яков издал низкий смех, рычащий и волчий. — Я бы с удовольствием посмотрел, как ты попытаешься, приятель.
Заманчивые слова - и, возможно, именно поэтому я в конце концов соглашаюсь взять собак и полотенца и пойти с Яковом на озеро. Когда мы приходим туда, он снимает сапоги и босиком ступает на травяной берег, прежде чем раздеться.
Он покрыт таким количеством татуировок, что почти не кажется голым, но сочетание татуировок и шрамов, вытравленных на его коже, заставляет меня снова вспомнить Уиллоу. Ее шрамы, ее татуировки, ее кожа, ее ядовитые глаза и этот ее ухмыляющийся смертоносный рот.
Сжав челюсти и пережав горло, я раздеваюсь и иду за Яковом в озеро. Вода шокирует холодом, но когда мое тело адаптируется к ней, она кажется почти теплой. Я выплываю на середину озера и плаваю там какое-то время, вода холодит спину, а передняя часть тела купается в солнечном свете.
Мне следовало привести сюда Уиллоу. Я должен был взять ее с собой в плавание, погонять по воде, целовать ее влажный рот и трахать прямо на травянистом берегу, покрытом лишь водорослями и осокой, золотыми звездами болотных ноготков, запутавшихся в колдовском клубке ее черных волос.
Я должен был наслаждаться временем, проведенным с ней, и разделить с ней разрушение Ричарда Торнтона, а не дарить его ей. Ни одна из моих ошибок не казалась мне ошибкой, когда я их совершал, но сейчас я с трудом выношу мысли обо всем, что сделал не так.
Худшим из них было признание Уиллоу Линч в любви.
Потом, после плавания, когда мы вернулись в дом, приняли душ и переоделись, после того как Яков заказал целую башню коробок с пиццей, я сижу и смотрю, как он ест. Он вгрызается в большие жирные куски, налегая на сыр, с аппетитом пяти человек. Как и тогда, в Спиркресте, он доволен тем, что сидит молча.
— Почему ты здесь? — спрашиваю я его снова.
— А ты что думаешь? Чертов идиот. Потому что я подумал, что тебе сейчас нужен приятель. — Он пинает меня под столом, ухмыляясь. — Настоящий приятель, я имею в виду. Твой дворецкий не в счет.
— Он не мой дворецкий.
Он хватает одну из коробок с пиццей и наполовину бросает ее передо мной. — Ешь. Ты выглядишь дерьмово.
— И ты думаешь, это поможет? Ты знаешь, как это вредно для тебя? — Я поднимаю кусочек уголком салфетки, показывая ему жир, капающий с расплавленного сыра. — У меня от одного взгляда на него артерии забиваются.
— Убийственно скучный ублюдок. — Яков встает, берет коробку с пиццей и направляется в гостиную.
— Неудивительно, что твоя девчонка тебя бросила! — кричит он через плечо.
Я показываю ему средний палец, но все равно беру свою пиццу и иду за ним, и смотрю дурацкий фильм про супергероев, который он ставит, и не выгоняю его в тот вечер, даже когда он начинает громко зачитывать диалог из одного из отвратительных порнокомиксов про монстров Уиллоу.
Яков остается у меня на три дня. На третий он предлагает совершить поездку в Оксфорд, чтобы навестить Зака и Тео, и тогда я его выгоняю.
Если бы я хотел, чтобы мне в лицо тыкали чьим-то романтическим счастьем, я бы предпочел нуждающиеся выходки Северина Монкруа и его невесты, а не слащавую демонстрацию идеальной сказочной любви Зака и Тео.
Я даю Якову погладить собак на прощание и отправляю его в путь, глядя ему вслед на протяжении всего пути к дороге и пока он забирается на свой мотоцикл. Прежде чем надеть шлем, он говорит: — И что ты теперь собираешься делать? Вернешься к чтению своей унылой книги и будешь гнить в своей крепости?