— В храме! Как бы то ни было, мы приблизимся к месту, а затем всё решим. По дороге заодно и поохотимся.
— Нет уж. Охотьтесь без меня.
Я вспомнил рассказ Пауля: в лесу селятся общины безумцев. Стало не по себе.
— Но — если нас захватит тёмная сила? — Продолжал я. — Вы вообще видите, что происходит вокруг?
— О…
Я выдохся. Мои доказательства оказались бессильны перед его самомнением.
— Нет, меня не волнует. Мы сделаем то, что должны были сделать задолго до нас.
— Ну послушайте! — Уже кричал я. — Давайте хотя бы всё обсудим.
— Книгу возьму я. Из принципа.
— Для вас это, что, ценный трофей? — Язвительно спросил я. — Вы нас погубите.
— Да, именно так.
Что, так!? Я уже хотел отказаться от помощи — но понял: это самоубийство.
— Бессмысленно.
Я отмахнулся. Теперь это было уже чем-то, вроде вражды.
— Всё равно без меня вы не попадёте к святилищу. А мой дух искателя требует, чтобы, как вы выразились, «трофей», достался мне.
Его баритон создал ассоциативный ряд — попытка пепла прислушаться к воле костра: гордость, жажда и ненасытность…
Он опёрся на колесо подъехавшего дилижанса.
— Грета, проходи.
Она уставилась на Истана, выражая протест, который, однако, был не в силах преодолеть казематы смущения.
— Ну и? — Сказал он, переводя взгляд на меня.
— Что ж, более — не нахожу никакой «объективной» причины спорить.
«Возможно, он умрёт раньше, чем сможет мне помешать», — подумал я. Мне не требовалось много времени, чтобы расставить приоритеты, одна жизнь — за спасение сотен, но, что важнее, — за возможность прикоснуться к чему-то превосходящему обыкновенную жизнь!
Мы сели в дилижанс. Это странное творение безумца-сатира-эстета, слишком неподходящее современному миру. Ещё — приверженность к торжеству практичности над креативностью…
Он загорелся желанием. Наше противостояние стало заметным даже для кучера (впрочем, он сразу оставит нас, когда мы покинем дорогу). Вскоре придётся расходовать силы, чтобы сдержать негатив и сохранить неповторимую атмосферу фальшивой учтивости.
Это глупая непреложная истина: рождение трагедии через проваленный тест на доверие. Однако, лишь очертания — иные законы. Принцип, согласно которому, следует отступить на несколько шагов назад, чтобы продолжить движенье вперёд. Порой мы бываем пресыщены надменной мудростью и не отделяем её от совокупности наших скромных познаний о природе вещей.
Крепкая память, ясный ум, — вот и всё, что нужно для революции. Жаль, что убить несколько миллионов иногда (довольно часто) бывает легче, чем договориться с парой десятков. Я знаю одно из величайших заблуждений цивилизации — история ничему не учит людей.
Когда-нибудь концепция Нового Средневековья не будет вызывать улыбки на устах обывателей. Неофит или же посвящённый во жрецы раздора, — каждому будет понятно, что просветление — только иллюзия, как красивая вспышка в бесконечной туманности, которую соединяет тонкая нить невежества и ужасающего умозрительного аффекта. Сжато — до состояния крайней безнадёжности.
Главное направление науки, то, ради чего ежегодно проводятся самые различные эмпирические исследования с тщательно подобранным материалом, — лёгкая грусть, возможность ненадолго развеять скуку и убедить массу, что прогресс — всегда закономерность, что общество переживёт свидетелей смуты, научится этике и забудет о существовании скорбно-блаженного счастья в образе нерождения.
Тогда и Старший брат померкнет, и не останется причин ходить с опущенной головой. Один из случаев, когда человек в коробке, как бальзамированный труп — с единственным легкомысленным описанием своего бытия, — с непробиваемым дном, — пытается собственной волей разрешить извечную дилемму, загадку глухонемой вселенной, указывая на парадигмальные имена, на черты скупости, которые невозможно отличить от образов, являющихся во тьме — для бессильных и верных.
Было уже довольно поздно, когда дилижанс довёз нас до границы печально известного леса, похожего скорее на безжалостную синеву Марианской впадины. Я вышел практически сразу и успел заметить, что незримый отпечаток мрака расползается по самой земле, оставляя темнеющий след, в оттенках золы и ламповой сажи.
— Дальше вы сами! — Крикнул кучер, спешно протягивая руку.
Видимо, он ожидал награды. И, я уже понял, Пауль никому ничего не сказал. Он надавил на каждого через его так называемую «систему ценностей», — чтобы сбросить с себя ответственность. И мы, действительно, были для него жертвенными агнцами. Хотя, в какой-то момент, мне показалось, что на меня — он по-настоящему надеется, рассчитывает, как на товарища. Что ж, небольшое разочарование.