Демонический хаос утратил свою остроту только с рассветом. Крыши домов были покрыты золой, улицы — разорваны, как текст пергаменной рукописи. Я несколько минут стоял неподвижно, наблюдая выражение неприкрытого ужаса на лицах прохожих (или пробегающих), которые, периодически поднимая глаза и видя моё спокойствие, пытались уподобиться крадущейся тени, но, в итоге, — бросались камнями.
Теперь моё спасение — Пауль, если он не сделает из меня «спасителя», из города мне живым не выбраться. Я снял костюм и надел старый комбинезон из заброшенного номера и, прикинувшись нищим, скитался по улицам, пока наконец, не узнал, где находится здание мэрии…
Собирались охотники и зачищали всевозможные дороги к предместью, город гудел, как гниющая плоть прокажённого, осмелившегося предпочесть смерти невыносимые муки и заживо распасться на части. Большая часть так называемой «армии» состояла из лучников и арбалетчиков, вооружённых лёгкими моделями второй половины XX века, изготовленными, видимо, специально для коллекционеров и ценителей мрачных эпох.
Впрочем, увиденный спусковой механизм вполне внушал мне доверие. Но… стоило вспомнить один лик того существа, которое когда-то было моим единственным другом, становилось смешно: тяжёлые болты, или и вовсе, — современное огнестрельное оружие — просто ничто! Пылинка… как часть незавершённого метра, — пылинка, готовящаяся упасть в объятия зияющей бездны и повлечь за собою всех, кто готов встретить поток с наслаждением. Его нельзя было ранить, я знал.
Услада для жрецов и почитателей чёрного солнца. Сгореть. Дотла. Стать облаком пыли и раствориться в кромешной тьме, в одиночестве, возвысив только — печаль — в этой апологии пепла.
Что-коснулось горячего лба, излишество — песок в глазах.
Проходя мимо какого-то заросшего сада, моя нога соскользнула, и я почувствовал, что стою на краю обрыва и ищу предлог, чтобы сойти в его мрак — в пустую обитель. «На самом деле, это усталость», — повторял я себе. И выражение неприкрытого ужаса — издержка, плата бессознательного за сохранение рассудка… за то, что я видел и смог выдержать спокойно, как стоик.
Я схватился за капюшон и повалился на землю: невыносимая боль — пожирала меня изнутри. Я понял, это был зов, вот только, обращён ли — ко мне? Или ко всему городу? Зажжённый фонарь качался, как маятник, как угасающее солнце над сумрачным морем. И в том — благоговение, жажда восторга, что он, седой нефилим делает здесь?
Не без колебаний, я решился сам подойти к источнику света. На вздымающийся шёлк ложилась тень с облаков, невидимый фамильяр царапал омут и выжидал, желая получить разрешение для серии пыток и испытаний, точно ведьма за всем наблюдает, как бродяги и именитые господа поддаются безумию и покидают зловещее место.
Я встал и пошёл дальше. Как обречённый вагант, радуясь только тому, что мне удалось сохранить рассудок. Так, критикуя способность к мышлению, я положился на чувства и, проводя дрожащей рукой вдоль обители сна, смог выйти к центру. Это поразительное явление застало меня врасплох; аргументация к логосу здесь не поможет, просто нужно принять всё как есть.
Specie, мэрия была похожа на подожжённый факелом улей. Кишащий рой, словно огненный выводок, беспрепятственно расползался по смятённом одинокому миру и играл на арфе души, и ещё: с пределом моего умозрения. Мучительно-реалистичные злые иллюзии! И я, потрясённый и испуганный, — тривиальный заложник, узник, наивно полагающий, что может покинуть эту тюрьму сознания.
Мой чуткий слух уловил знакомый голос: Пауль о чём-то беседовал со стражей. Его возмущению не было предела. Воздух вокруг — накалился и едва ли не испепелял протяжённость своего бытия. Отметив воплощение образа, я наполнил его свойством разумных идей: было смутное ощущение, что я добьюсь выгоды, смогу побывать в самых загадочных уголках вселенной и вернуться обратно, чтобы поведать миру о величии звёзд, либо — об их несостоятельности.
Потрясённый своим вдохновением, я бесстрашно вошёл в ряды стражников, не опасаясь расправы.
— Кто ты!? Назовись! Ты — один из них?
Я чувствовал, как к его горлу подступает ком. Я молча снял капюшон и обратился к мэру: