— «Дьявол» — соблазн, страсть, доминирование, магнетизм…
Фиби не зачитывала по книжке, которую мне уже хотелось сжечь, а просто бубнила под нос, запинаясь на отдельных словах.
Что ни слово, на ум приходила сатанинская шайка брата, труп десятиклассницы без сердца и Майкл. Я снова вспомнила его и ничем не объяснимые странности. Сладости и водка теперь норовили полезть наружу.
Вот тебе и гадости.
«Я воспринимаю все близко к сердцу. Просто впечатлительная. Просто здесь душно, а мы сидим возле теплой батареи, вдыхаем гарь свечей и чьих-то вонючих ног. Это всего лишь карта, которая встречается у многих. Я просто перепила».
Сквозь мою безмолвную мантру продолжал пробивался голос соседки по комнате:
— Зависимость, наркомания, черная магия. Говорят, что «Дьявол» выбирает только ярких личностей, запоминающихся. Дьявол — искусство.
— Искусство чего? - прохрипела я, прочищая горло. — Спиваться?
Остальные засмеялись; Фиби покрутила многострадальную карту в руке.
— А мне вообще кажется, что вы похожи, - Фей резко схватила коробку, попутно выронив несколько карт, и прислонила к моей щеке. Холодный картон быстро нагрелся от пылающих щек. — Разве не похожи?
— Что-то есть, - с видом знатока вторит Кики, заправляя длинную прядь мне за уши. — Да, что-то есть.
Увернувшись, я взяла коробку в руки — никакого сходства. Только волосы по длине и цвету, но последним сейчас никого не удивишь.
Достаточно просвещения на сегодня. Рука потянулась к остаткам водки в бутылке из-под «Эвиан», напревав на слова о пристрастиях и алкогольных зависимостях. С Хэллоуином, вашу мать!
Мы посидели еще с час, доедая сладкое, потом задули свечи, с осторожностью избавляясь от улик и стараясь не расплескать еще не застывший парафин. Алкоголь закончился, жажду приходилось утолять газировкой и водой из-под крана.
Нас еще пошатывало, когда мы решили разойтись по своим комнатам. Фиби вручила мне книжки и мешок с рунами, до которых никому не было дела. Спускаться по ступенькам было тяжелее, чем казалось поначалу — каждый шаг отдавался в висках. Но в коридоре оказалось куда прохладнее, чем в душной комнате, укутанной запахом ароматических свечек, и моя паника постепенно отступила.
Дождь стих.
Ни соседка, ни я не решились раздеться, смыть остатки косметики или заняться проверкой социальных сетей, чтобы наверстать пропущенные публикации. Укрывшись с головой одеялом, я чувствовала, как меня пробивает знакомый озноб, но виной ему было скорее открытое окно. Без свежего воздуха вероятность, что кого-то из нас вырвет ночью, была бы слишком велика.
— Я хотела бы быть ведьмой, — едва уловимым шепотом разоткровенничалась Фиби. Будь сейчас лето, из-за насекомых и непрекращающейся возни снаружи я бы не разобрала ни буквы, но в тишине даже шепот, кажется, рикошетом отскакивал от стен. — Я захотела поступать сюда только из-за близости к Академии.
— Какой Академии? — начинало казаться, что она бредит.
— Ты разве не слышала о ней? Академия мисс Робишо для одаренных юных дам. Ну, такая школа-интернат для ведьм. Я слышала о ней и раньше, еще до того как глава школы сделала сенсационное заявление о существовании ведьм среди нас, наверное, в прошлом году. Но дома мне ясно дали понять, что если я туда сунусь, то меня проклянут. Тетка любит причислять себя к Мари Лаво. Про нее ты слышала?
Я удовлетворительно промычала, повторяя про себя несколько раз «Мари Лаво», чтобы запомнить. Имя казалось знакомым, но и только. Все мысли кроме той, что с услышанным можно работать, испарялись под давлением выпитого и ночи. Найдя в себе силы, я попросила полное название академии, а после повторяла его до тех пор, пока не провалилась в сон, отчаянно надеясь, что не забуду все на следующее утро.
Лучше бы забыла.
На следующее утро (не без помощи интернета) выяснилось, что у текущей главы «Робишо» — Мисс Корделии Гуд взяли интервью только один раз и то федеральный канал. Не думаю, что было мало желающих, особенно в момент раскрытия тайны, ведь теперь девушки стекались в магическую школу, как муравьи на разлитый мед.
С одной стороны — это казалось чепухой, но с другой — женщин испокон веков обвиняли в колдовстве и сжигали. Откуда-то взялись учения оккультизма, разделение магии, колдовство Вуду.
И мне захотелось написать об этом статью. Не просто страничку о том, как ведьмы живут в двадцать первом веке без страха быть обезглавленными или повешенными на центральной площади.
Я представила себе работу, посвященную тонкой грани между прошлым и настоящим, когда ведьмы побороли страх сожжения а люди, что еще недавно боялись своей тени и верили всему, что слышали, стали больше увлекаться эзотерическими техниками и сверхъестественным.
Это тоже меня сгубило. Понимаете, я в каком-то смысле открыла ящик Пандоры во имя тщеславия, а не получения новых знаний и умений, позабыв священную истину.
Есть двери, которые навсегда должны остаться закрытыми.
Существует множество тем, чтобы прославиться - возьми политику, найди тысячу и один изъян в системе и никогда не проиграешь. С экономикой сложнее — нужно понимать, о чем пишешь, но возьмись за Мейдоффа****, и тысячи обманутых будут обсасывать каждое твое слово, упиваясь. Еще неплохой способ - поговорить о пассивности органов власти, поворошить нераскрытые дела, такие как пресловутая Элизабет Шорт или архивы, посвященные убийству Кеннеди.
Так делает каждый третий, кто сейчас мелькает по телевизору.
Но нельзя стать по-настоящему известной на третьесортной статейке при помощи нашумевшей темы. Лана Уинтерс сняла репортаж-разоблачение о «Брайрклифф», повторяя подвиг Нелли Блай, догадавшейся провернуть подобное еще в девятнадцатом веке.
Я же загорелась написать об Академии мисс Робишо, надеясь не только раскрыть служившую прикрытием основную тему о стертых границах между ведьмами и людьми, но и найти на них своего рода дерьмо, которое могло бы подпортить их репутацию.
А потому с первого ноября начался беспрерывный сбор информации: первые культы и их жертвы, процесс над салемскими ведьмами, викканство. Нельзя писать и говорить о том, чего не знаешь или в чем хоть на один процент сомневаешься. Нельзя разбить своего оппонента в пух и прах, не имея знаний и уверенности в своей правоте.
В канун Рождества мы встретились с братом на нейтральной территории — родной Шугар-Ленд. Он не хотел видеться с отцом, я же не хотела видеться со всем Лос-Анджелесом. В такие моменты мы можем быть благодарными за то, что у нас есть Техас и его сахарный городок.
Знаете, я убеждена, что расстояние укрепляет семейные узы. Вы видитесь крайне редко и проводите это время, сглаживая и обходя острые углы, чтобы насладиться общением, а не устраивая очередную ссору. Даже предвкушая встречу с Джейком последнее, о чем хотелось говорить — это его дружки-сатанисты. В этом я чем-то начинала напоминать родную мать, которая предпочитала видеть детей в положительном свете и не думать о темной стороне медали.
Я всегда представляла, что увижу брата через время и не узнаю его. Попросту пройду мимо молодого человека, который после окликнет меня и скажет: «Элизе, это же я». Реакцией на это стало бы мое удивленное лицо, а не фальшивое «Бог мой!» и причитание по поводу того, что мой младший брат стал совсем взрослым. Мы встретились неподалеку от главной улицы, и Джейк, уверенный, что первый заметил меня, подбежал и едва не сбил меня с ног. Оказалось, что он практически не изменился В этот момент мне казалось, что он все же добрый мальчик для этого мира. Мой брат был моим братом, которого я не видела почти четыре месяца.
Не выросший и на полдюйма, он стоял в безобразной мешковатой куртке и той же шапке, надвинутой чуть ли не до бровей и скрывающей теперь расковырянные до крови гнойные прыщи. От него пахло жевательной резинкой и сигаретами, а потому первым моим вопросом, вместо приветствия, был «Ты что, начал курить?»
— И я рад тебя видеть, - хмуро ответил он, убирая руки в карманы куртки.