Это оказалась дамская оперная перчатка из мягкой, кремовой лайки, чуть выцветшей от времени. До самого локтя она была украшена вышитыми зелёным шёлком листьями мирта. Среди узоров располагалось сердце из рубинов, пронзённое бриллиантовой булавкой.
Лодовико вытащил перчатку из обёртки. Она будто тряслась – он не сразу понял, что это от того, что у него дрожат руки. Маркез сжал кулак, чтобы унять дрожь, но увидев, как при этом смялась перчатка, в страхе выпустил её.
Ещё не вполне твёрдыми руками маркез взял и развернул записку. Почерк был неверный и неровный, как будто правша писал левой рукой.
«Я знаю, чья это перчатка, и как она получила её. Если вы не хотите, чтобы весь мир узнал её историю, приходите ночью четырнадцатого марта после одиннадцати вечера в мавританскую беседку на вилле Мальвецци».
Щёки Лодовико вспыхнули. Шантаж! Он, маркез Мальвецци, стал жертвой вымогательства! Ярость вернула ему силы и энергию. Он вскочил, задев стул, и принялся ходить по комнате. Кто может быть этим шантажистом? Лишь один человек знает ту историю – но как перчатка попала в его руки? И зачем было так долго ждать?
Но кем бы не оказался шантажист, он ошибся жертвой. Вскоре он поймёт, что нельзя делать врага из Лодовико Мальвецци! Быть может, Лодовико использует эту записку как доказательство и натравит на врага закон. Но ещё он может послать полдюжины лакеев с дубинками в беседку. В одном можно быть уверенным – мерзавец не получит ни единого сольдо. Пусть говорит, пусть делает худшее, на что способен. Ничего из того, что он скажет, не в силах повредить Лодовико сейчас.
Или нет? Шаги маркеза затихли. Он повернулся к столу и снова поднял перчатку. Голос, что он не слышал годами, вернулся к нему, сладкий и серебристый. Он вздрогнул, как будто кто-то прошёл по его могиле.
Глава 4
- Нет, нет, - сказал Донати, - хроматические трети, повышение на полтона за раз. Вот так, - он сыграл на пианино несколько тактов.
Перо Тонио скрипело удручающе медленно. Донати мог лишь надеяться, что тот делает не слишком много ошибок. Порой ему казалось, что вокальные упражнения для Тонио приносили больше хлопот, чем проку. Композитору не нужно было ничего записывать для себя – слепота лишь обострила его крепкую память на музыку. Но ученикам нужны записи, чтобы перечитывать и учиться. Орфео особенно интересовался такими упражнениями и другими приёмами обучения – они часто говорили об этом с ним и маркезом.
Донати знал, что Орфео поддался привычке исправлять ошибки Тонио. Он мог пробежать глазами по работе Тонио, задать пару вопросов, а потом уносил бумаги туда, где, как он думал, учитель не услышит скрип пера. Орфео часто оказывал такие маленькие услуги. Но ему не следовало исполнять работу Тонио – Орфео был джентльменом, пусть и готовился выйти на сцену.
Но больше нельзя уклоняться от неприятного разговора – Тонио должен уйти. Когда они вернуться в Милан, Донати поможет ему найти другое место. Дело предстоит непростое, ведь Тонио был самым угрюмым и непривлекательным юношей, которого Донати доводилось встречать. Бездарный сын одарённых родителей, казалось, думал, что мир должен исправить эту несправедливость, и ничего не был готов дать ему взамен. Единственным человеком на вилле, которому он с готовностью подчинялся, был маркез – и то, лишь потому что он внушал Тонио страх. Донати был для него слишком мягкосердечным господином. Орфео явно думал также, но никогда не высказывал этого в столь пространных выражениях.
Донати услышал слабый звук со стороны окна – краткий и быстро оборванный вздох. Это Орфео подавил зевок.
- Я не слишком много заставляю тебя трудиться, сынок?
- Нет, маэстро, - в голосе Орфео была теплота, сказавшая Донати, что он улыбается. В отличие от многих учеников, Орфео как будто веселило понимание, как многое замечает его наставник. Но в следующий миг его тон изменился и стал настороженным. – Маркез идёт.
- Он рано, - заметил Донати, - в церкви ещё не пробили десять.
- Вчера он опаздывал, - напомнил Орфео.
Донати понимал, о чём речь. Пропустив часть вчерашнего урока, Лодовико был готов наверстать это сегодня.
Быстрые и чёткие шаги маркеза приблизились к музыкальной, и он вошёл.
- Доброе утро, маэстро. Орфео, - он не стал тратить времени на то, чтобы поздороваться с Тонио, что сидел рядом с Донати за пианино. – Я должен сказать кое-что перед тем, как мы начнём. Я плохо сплю в замке, и эту ночь проведу здесь.