- Да, - подтвердил Гримани. – Что дальше?
- Он ведь нависает над стеной, - она кивнула на кирпичную стену южной террасы. – Я подумала, что если я смогу перебраться на ваш балкон, то смогу спуститься через перила на стену. И так смогу сбежать, - её глаза метались между узкими каменными ступенями, что вели со стены на саму южную террасу.
- И как же вы проникли на мой балкон? – спросил Гримани с недоверчивой усмешкой.
- Между вашим и моим окном, синьор комиссарио, есть небольшой выступ, - она нерешительно показала.
На белой стене действительно был серый выступ прямо под окнами верхнего этажа. Джулиан представил, как этот карниз выглядел из окна комнаты Франчески – то есть той, в которой раньше жил он.
- В нём не больше трёх дюймов ширины. Вы хотите сказать, что в дождливую ночь прошли по нему почти тридцать футов безо всякой опоры?
- Другого пути не было, - просто ответила она.
- Это нелепо, - ответил Гримани. – Ни одна женщина не способна на такое. Даже мужчина должен был быть безумцем, чтобы попробовать.
- Но я хорошо умею лазать, синьор комиссарио. Я привыкла лазать по деревьям и заборам с братьями, когда была ребёнком.
- Вы об этом упоминали, - вспомнил Джулиан.
Она продолжала:
- Я оделась так тихо, как только смогла. Но сперва я погасила масляную лампу, что Ринальдо оставил у кровати, чтобы он не увидел меня одевающейся, если проснётся.
Джулиан навострил уши.
- У вас в комнате был свет?
- Только лунный свет из окна. Но я знала, где лежит моя одежда.
- Вы не зажигали свечу?
- Нет. Ринальдо не любит свечей в своей комнате. Он бы разозлился, если бы проснулся и увидел её. Я вышла на балкон, перелезла через перила и встала на выступ. Я стала двигаться по нему, прижимая руки и щёку к стене. Мне казалось, это заняло часы. Когда я добралась до окна между балконами, я попыталась открыть его, но оно было заперто. Так что я пошла дальше.
Наконец я добралась до балкона комиссарио Гримани и залезла на него. Я просто села, прислонившись спиной к перилам и посидела так. Моё сердце ужасно колотилось, весь страх, что я сдерживала, пока шла по карнизу, обрушился на меня, я не могла перестать дрожать. Но потом я заставила себя встать и перелезть через перила. Я двигалась медленно и искала ногой стену. Наконец, я нашла её и отпустила перила. Я была свободна.
Я спустилась со стены и пошла на переднюю террасу, думая, что смогу найти лодку и уплыть в Комо. Я хотела последовать за Пьетро в Венецию. Но когда я оказалась на причале, то засомневалась. У меня не было денег. Я не знаю, как я найму лошадей. И я не знала, стоит ли мне вообще уходить. Я была рада мысли, что скоро увижу детей – это всё, что поддерживало меня после расставания с Пьетро. Он мог не принять меня обратно, зная, что я буду страдать. Я спрашивала себя, смогу ли я выдержать жизнь с Ринальдо во имя Никколо и Бьянки? Или – мне сложно даже думать об этом! – я бы возненавидела их за то, что они сделали с моей жизнью?
Я бродила в саду под дождём. Наконец я пошла в часовню и спрашивала у Мадонны совета. Но она отвернулась от меня, а у меня не было ответов, а в голове оставались одни и те же вопросы. Я не могла уйти, я не могла остаться. Я так устала, что уснула прямо у статуи. Когда я проснулась, то снова начала молиться. А потом меня нашли солдаты.
- Кто-нибудь видел, как вы слезали с балкона? – спросил Гримани.
- Я так не думаю. Я считаю, что любой, кто увидел бы это, попытался бы меня остановить.
- Кто-нибудь видел вас в саду или часовне?
- Никто, только солдаты.
- Итак, у вас нет свидетелей, - подвёл итог Гримани. – У вас нет никаких доказательств, если не считать порванного и испачканного платья, которое вы могли привести в такое состояние специально, чтобы подтвердить свою историю. – Гримани прищурился. – Вы надели ночную сорочку, когда ложились спать?
Она покраснела.
- Да.
- Её не нашли в вашей комнате. Где она?
- Я… У меня её больше нет.
- Что вы имеете в виду «больше нет?» Где она?
Она ответила так тихо, что всем пришлось вслушаться:
- Я бросила её в озеро.
- А! – глаза Гримани зажглись. – Потому что она была в крови!
- Да, - прошептала она, отворачивая лицо.
- Итак, джентльмены, - сказал Гримани, - очевидно, маркеза в своей романтической истории умолчала, что перед побегом она убила своего мужа.
- Нет! – жалобно воскликнула она. – Он спал! Я слышала его храп, когда уходила.
- Тогда почему ваша сорочка была в крови?
Она зажмурилась, из её глаз потекли слёзы.
- Я не хочу говорить вам. Пожалуйста, я скажу это женщине. Я скажу Беатриче.
Джулиан почувствовал себя дурно. Он очень мягко спросил: