- Да, маркеза.
- Маркеза, - повторила она. – Уже не Беатриче.
- Я беспокоил вас достаточно долго, - сказал он. – Вы должно быть, хотите лечь спать, а я завтра с утра еду в Милан. Доброй ночи.
Он пошёл к двери. Она последовала за ним. Когда Кестрель взялся за дверную ручку, она накрыла его руку своей и посмотрела ему в лицо.
- Останься со мной.
Его сердце дрогнуло.
«Одна ночь, - подумал он. – Что это может значит? Одна ночь – и пусть всё летит в тартарары!»
Его сердце бешено колотилось, лицо и руки были горячими.
- Я не могу, - бесцветно сказал он.
Он медленно отняла руки. Её распахнутые глаза пытались прочесть его лицо.
- Ты всё ещё подозреваешь меня в убийствах. Ты думаешь, что моя одержимость Орфео привела к тому, что я приехала из Бельгирата на виллу и убила Лодовико.
Он не ответил.
- Я понимаю, - она отошла чуть в сторону. – Тогда доброй ночи, синьор Кестрель. Вам не кажется забавным, что сразу два джентльмена отвергли знаменитую красавицу в одну ночь?
- Де ла Марк не хотел платить вашу цену.
- А вы?
- А я очень сомневаюсь, маркеза, - ответил он спокойно, - что вы захотите платить мою.
Он вышел, пересёк зал и вошёл в свою комнату. МакГрегор уже спал, оставив лампу зажжённой на столе у дверей. Когда Джулиан вошёл, доктор проснулся.
- Все в порядке?
- Да, - коротко солгал Джулиан.
МакГрегор кивнул и снова заснул.
Кестрель не стал звонить Брокеру – он сам разделся, умылся, почистил зубы и погасил лампу. Он забрался в кровать и долго лежал, глядя во тьму и ожидая рассвета, что принесёт только горе и сожаления.
Глава 35
Следующим утром Джулиан проснулся с твёрдым намерением по-деловому взяться за поездку в Милан и её последствия. Он постарался думать о себе, как об актёре – все реплики уже написаны, концовка известна, а его задача – просто исполнить роль так хорошо, как сможет, и убедиться, чтобы никто не попал на сцену раньше или позже нужного. Он рано оделся и позавтракал, намереваясь выехать уже в восемь. Прямо перед отъездом Кестрель и Брокер поднялись в комнатушку на чердаке для секретного разговора, который Джулиан планировал вчера.
Прочие слуги уже разошлись и взялись за работу, но Брокер всё равно проверил коридор и соседние комнаты, прежде чем начать. Помещение было просто, но с удобством обставлено – угловатый дубовый шкаф, маленький железный умывальник, пара плетёных стульев и кровать, на которой могло вместиться полдюжины человек, но спали там только Брокер и два других слуги. На стене висело мрачное изображение Мадонны с младенцем, пол перед ним был истёрт коленями.
- Ты понимаешь, что эта поездка в Милан может стать решающей, - заговорил Джулиан. – Если Пальмиери подтвердит мои догадки, значит мы на верном пути. Я хочу, чтобы ты пристально следил за всем, пока меня нет. Я не думаю, что наша лиса вылезет из норы, но если это случится, я хочу знать, куда она побежит. Но не бросайся в погоню – лисы бывают смертельно опасны, когда их загонят в угол.
- Да, сэр.
Джулиан нахмурился и сделал круг по комнате.
- Риск в том, что я могу не застать Пальмиери в нужное время. Мы знаем, что он был в Милане несколько дней назад, ведь Ринальдо говорил, что советовался с ним по поводу виллы и прав маркезы за неё. На самом деле, хорошо, что он бросался угрозами – иначе я бы никогда не узнал, кто их семейный поверенный. Но я не уверен, что смогу отыскать его за день. И я не могу остаться там на ночь, потому что три дня, что Гримани дал Лючии, истекают этим вечером, а один дьявол знает, что он сотворит с ней, - Джулиан резко остановился и посмотрел на Брокера. – Если я почему-то не вернусь вовремя, ты должен защитить её.
Брокер уставился на него, широко распахнув глаза.
- Что я должен сделать, сэр?
- То, что должен, - Джулиан взял шляпу, перчатки и трость, и они покинули комнату в молчании.
Дверь шкафа медленно приоткрылась. Нина высунула голову, огляделась, чтобы убедиться, что берег чист, и выскочила наружу. Она задержалась перед образом Мадонны, перекрестилась и прошептала быструю молитву. Потом она исчезла.
Джулиан покинул виллу, не увидевшись с Беатриче. Он слышал, что та утром осталась в спальне, сославшись на головную боль. Кестрель сказал себе, что избежать встречи было очень удачно. Но не мог не чувствовать боль сожаления.