Однако «Дьявол в музыке» ставит нас в иную ситуацию. Сама Кейт Росс в примечании указывает, что хотя книга написана на английском, нам предлагается представлять, что герои общаются на итальянском, а отдельные вкрапления самого итальянского нужны для придания происходящему колорита и встречаются лишь в тех разговорах, что персонажи ведут беседы на английском. Однако кроме обычных фраз и слов, в авторском тексте и речи встречается и то, что в науке о переводе называют реалиями, то есть слова и выражения, обозначающие предметы культуры, а также устойчивые выражения, содержащие такие слова, – например, обращение «signor», должности «comissario» и «podesta», блюдо «polentina». В таких условиях невозможно следовать единой системе перевода – если переносить все итальянские слова на русский, потеряется замысел автора, а если все бережно сохранять, у читателя начнёт рябить в глазах от многочисленных «signor» и «marchese» латиницей на каждой странице.
Осознав, что оба подхода ведут в тупик, я пришёл к простой мысли, что теперь кажется очевидной, – отказаться от жёстких правил передачи таких вкраплений и заботиться лишь о том, чтобы эта итальянская «глосса» выполняла ту же роль, что и в оригинале – подчёркивала, где происходит действие и насыщала тест итальянскими реалиями. Как именно она будет это делать – вопрос скорее технический и может иметь разные ответы в разных обстоятельствах.
Когда персонажи произносят что-то на итальянском – как правило это отдельные самодостаточные фразы и восклицания – я это сохранял, отказавшись разве что от некоторых мелочей. Что же касается реалий, то их можно передавать в языке перевода самыми разными способами в зависимости от цели, которой пытается достичь переводчик: озвучивать на своём языке, калькировать, подбирать аналоги, заменять иностранное слово его кратким объяснением и так далее – учёные об этом пишут целые монографии. У меня задача была несложная – требовалось лишь не утратить колорит, а уникальных реалий было не настолько много, чтобы их передача обычной транскрипцией перегружала текст непонятными терминами. Именно поэтому итальянский или миланский signor превращался в «синьора», comissario – в «комиссарио», а comandante – в «команданте», благо значение этих слов очевидно из контекста или понятного русскому уху корня. При этом те реалии, что были неясны мне самому (например, «panettone» или «sediola»), оказались снабжены пояснением от самого автора прямо в тексте – видимо, для английских читателей эти слова так же неочевидны, как для нас.
Отдельной проблемой стали титулы. Супруги Мальвецци в оригинале «marchese» и «marchesa» вместо «marquis» и «marquise», Карло – не английский «count», а итальянский «conte», граф д’Обре носит французский титул «comte», а где-то в девятой главе мелькает эпизодическая «contessa». Конечно, на русский язык это без труда переводится давным-давно устоявшимися соответствиями – Мальвецци станут маркизом и маркизой, Карло и д’Обре – превратятся в графов, а эпизодическая дама – в графиню. Однако мне не хотелось совсем утрачивать эту иностранную специфику. Покрутив в голове разные варианты, я решил всё-таки оставить Карло, д’Обре и даму из девятой главы графом, графом и графиней, но отыграться на самом частом и важном титуле в книге. У Беатриче я оставил его на итальянском – «маркеза» звучит достаточно красиво, чуть необычно, но понятно. Что же до Лодовико, то его титул я слегка приспособил под русский язык – так из несклоняемого и какого-то бесполого «маркезе» получился «маркез».
И, наконец, оперы. В книге встречаются несколько коротких стихотворных отрывков из разных произведений, причём в оригинале часть дана на итальянском, а часть – на английском. Итальянские арии я просто оставлял на их родном языке, а вот с английскими оказалось непросто – логика подсказывала, что в русском переводе их нужно привести на русском языке, но существующий перевод я обнаружил далеко не у всех, а обнаруженный иногда звучал очень плохо. Впрочем, возможно, я просто не понимаю музыку. В итоге там, где это не имело значения, я подставил итальянским произведениям оригинальный текст, а там, где имело (в той грустной песне, что исполняет Орфео в главе 5), кое-как перетолмачил строки на русский.