Выбрать главу

- Но между дорогой на Новару и озером Маджиоре не было другого достойного места. Оттуда можно легко вернуться в Ломбардию – достаточно пересечь озеро. Но я решила провести несколько дней в Бельгирате. В начале весны это было очаровательное место – распускаются первые цветы, а меня не было никаких обязательств. Если Лодовико может наслаждаться своим озером, почему мне нельзя?

- Вероятно, я слышал что-то об этом, – сказал Джулиан, делая вид, что только что вспомнил эту историю, – говорили, что маркез Ринальдо поехал искать вас в Пьемонт.

- Бедный Ринальдо. Да, он узнал, что я покинула Турин и не приехала в Милан, и отправился на поиски. Он бродил по стране в большом замешательстве, но всё же нашёл меня в Бельгирате и отвёз в Милан, – сказала она, и печально добавила, – Тогда мы и узнали, что Лодовико мёртв.

- Я сожалею. Вы помните, когда прибыли в Бельгират и когда покинули его?

- Неточно. Но я была там, когда Лодовико умер. Об этом всегда думаешь, когда узнаёшь, что кто-то близкий умер – где я была, и о каких пустяках думала, когда он испускал свой последний вздох?

- Должно быть, его смерть стала для вас большим ударом.

- О, да. Я была очень к нему привязана. Он казался таким неуязвимым – ярким, как солнце и стойким, как Альпы.

- Да, – задумчиво сказал Джулиан. – Мне он показался именно таким.

- Хотя вы не знали его близко.

Он пожал плечами.

- Необязательно близко знать ураган, чтобы почувствовать его мощь.

Кажется, маркеза пришла к какому-то решению.

- Синьор Кестрель, я не сомневаюсь, что моего мужа убил Орфео. Я ни на мгновение не подозревала кого-то другого. Но я думаю, что вы сможете обнаружить что-то о нём, чего не узнала полиция. У нашей полиции много добродетелей. Она прилежна, упорна и стойка. Но ей не хватает воображения, и я боюсь, что это не позволяет им раскрывать преступления, подобные этому. Это не просто уличное ограбление, это даже не похоже на преступление, на которое толкнула страсть – нет даже доказательств, что это политическое преступление, хотя комиссарио Гримани считает это очевидным.

- Но это в его интересах, – Джулиан понизил голос, помня, что в любом собрании в Милане могут найтись шпионы, – ведь права обвиняемого в политическом преступлении сильно урезаются?

- Я об этом не подумала, – медленно произнесла она. – И политический мотив помог бы добиться приговора – если он найдёт Орфео. Я знаю, комиссарио твёрдо намерен раскрыть это преступление. Он думает, что это поможет его карьере, и дерзну предположить, что он прав. Но то же самое честолюбие не позволит ему досаждать опасными вопросами важным людям. А вы, синьор Кестрель, доказали, что не страдаете от этого порока.

Джулиан поклонился.

Она улыбнулась.

- Без лишних слов – я принимаю ваше предложение. Я вся в вашем распоряжении. Расскажите, что я должна делать.

Перед глазами Кестреля пронеслись картины, никак не связанные с расследованием.

- Для начала, не будете ли добры рассказать мне всё, что знаете об Орфео?

- Конечно. Но сперва позвольте мне отвлечься на минуту – я совсем забыла о гостях.

Пока она обменивалась любезностями с новоприбывшими, Джулиан посмотрел на ложу справа от них. Священник средних лет бесстыдно флиртовал с дамой, что сидела в центре этой ложи. Когда он ушёл, его место занял молодой мужчина с густыми чёрными бровями и усами. Он не занял заветного места подле хозяйки, но стоял, опёршись о него и глядя на сцену через маленький цилиндрический монокль. Джулиан уже собирался отвернуться, как кое-что привлекло его внимания. Делая вид, что поглощён оперой, он принялся изучать этого человека уголком глаза.

Ему было двадцать пять-тридцать лет и у него были искусно уложенные чёрные кудри, смуглое лицо и ослепительно-белые зубы. Усы были тонкими и хорошо подстриженными – Джулиан заподозрил, что незнакомец уделяет им много внимания. На континенте, как и в Англии, усы носили почти исключительно военные. Но непринуждённая и свободная поза этого человека совершенно не походила на осанку офицера.

Вернулась маркеза.

- Вы спрашивали меня об Орфео. Боюсь, я не могу рассказать многого. Я никогда не встречалась с ним и не слышала его пения. Лодовико иногда упоминал его ещё до того, как привёз на виллу, но он просто хвалил голос и строил воздушные замки.

- Он никогда не хотел, чтобы вы послушали Орфео?

- О, нет. Он ни с кем не хотел его делить. Он был безумно влюблён в него.

Джулиан не смог бы поднять брови выше.

- Я потрясла вас, синьор Кестрель? – спросила она с улыбкой.

- Чрезвычайно, маркеза. Я не могу убедить себя, что мужчина, что мог называть вас своей женой, мог быть «влюблён» в тенора… или кого угодно ещё.