Глюм мерзко хихикает, подмигивает Ланою и, отпрыгнув к гранитному останцу, с наслаждением вытягивает матроса плетью по спине. Только теперь Леонид узнаёт Косарева. Худенький Косарев валится лицом вниз, а Леонид кричит от страха и жалости и… просыпается от своего крика в холодном, липком поту.
24
Пока Аркадий бегал вызывать «скорую» (телефон был разбит вдребезги, словно его топтали ногами), Леонид немного пришёл в себя. Но уже не спал, а сидел, закутавшись в одеяло, и стучал зубами. Больными сдвинутыми глазами смотрел на друга и рассказывал про тускло-коричневые сумерки, ломкий лишайник на скалах, про белую подводную лодку и кубические глыбы льда, про то, как заставляют надфилем пилить камень.
Аркадий успокаивал его, наливал кофе, но чашка прыгала в руках Леонида, и он снова принимался бормотать несусветную чушь.
Впаять человека в куб льда — пустяковое дело. Берутся две половинки, затем хлоп! Вода, моментально замерзая, сращивает лёд в монолит. Куб — за борт, вниз головой, ты медленно захлёбываешься, а хищные зубастые чудовища тенями скользят мимо, дожидаясь терпеливо своего часа…
— Это же так просто! — объяснял Ланой и санитарам «скорой наркологической помощи». — Берутся два огромных куска льда с углублениями для человеческого тела. Хлоп тебя туда! Лёд смачивают водой — и готово!..
25
Врач, давний приятель Аркадия по Берёзовой, 21, приехал по вызову сам. Когда-то самоявленный знахарь, недоучившийся студент медицинского, он вместе с Аркадием выходил в ночные смены, а в свободное время показывал удивлённым докерам девятой бригады чудеса внушения и гипноза. То заставлял диспетчеров и тальманов подписывать ведомости за разгрузку десяти пустых вагонов, то вручал портовому милиционеру здоровенную кету, и тот после нескольких пассов покорно тащил рыбу к изгороди и перебрасывал её «на волю», а затем, опомнившись, заливисто свистел ей вслед. Вся девятая пила пиво в «Шайбе» под эту рыбу, потешаясь над «самураем».
Доктор долго рассматривал картины Ланоя, затем обернулся к Аркадию.
— Говорят, у тебя первая книга вышла? Жду с автографом. А то как-то и не верится, что вместе работали в знаменитой девятой. В бригаде алкарей и прогульщиков.
— Поставь его на ноги, я тебе и вторую подарю. А что касается тех благословенных дней, то мы были просто рабами, но, поскольку этого не знали, были счастливы. Так что с ним?
— Элементарная белая горячка. К счастью, без явных суицидальных попыток, хотя… Не переживай, палата будет отдельная, на двоих. Компаньон уже выздоровел, за твоим другом присмотрит. Заодно и сам потрясётся, как в зеркало на себя посмотрит. Это у меня в методику входит. Поскольку с тобой возились, будь добр — ухаживай, долг платежом красен.
Доктор снова повернулся к одной из картин.
— М-да, любопытная интерпретация «делириум тременс» в форме постоянно появляющейся в сознании белой субмарины. Но талантливо! Корабль вечной службы для потерявших свою душу. Это ведь он написал «Варенье из мух?» Довелось как-то увидеть у весьма высокопоставленных лиц, был почти шокирован. Видел и «Портрет молодой сволочи». Андерграунд. Двоится, как и в жизни. Где суть, и не разобрать… А это что? — Он наклонился ближе, разбирая подпись. — Неужели все десять тысяч и изображены? Кошмар какой-то, как с ними управиться! Нет, это действительно мечта неосуществимая, да и слава Богу… Алкоголь пожирает душу, полёт в никуда! Ты, Аркадий, не выпиваешь даже «культурно»? Что, восемь лет кряду — как стёклышко? Молодец, держишь прессинг по всему полю. И тогда, помню, мог и рога обломать, если уж слишком настырно с рюмкой привяжутся… Жизнь — штука серьёзная. Желание жить хорошо давит на человека чудовищным прессом. Мало кто понимает, что счастье достигается трудом и потом. Желание же заполучить счастье немедленно, сейчас, сию минуту подтачивает человека, как гниль, изнутри, заставляет его искать забвения от неудач… Слабый ищет забвения, сильный — препятствий!
— А преодолев их, ломается, — хмыкнул Аркадий, разливая ароматный жасминовый чай в изящные фарфоровые чашки. Затем разложил на столике пачку фотографий с пейзажами уссурийской тайги.
— Ух ты, зверюга какая! — восхищённо воскликнул доктор. — Хотел бы и я ему в глаза заглянуть. Интересно, что в них?
— Словами не передать. В них поступок, движение, сила. В них — бездна!
— То, что испытал твой друг, страшнее, чем встреча с тигром. Иногда я всерьёз верю в существование дьявола. У меня два законченных высших и ещё одно наполовину, но в Царство Тьмы приходится верить. Кстати, ты читал «Розу Мира» Андреева? Могу дать ксерокс…
— Я читал. Но ты-то что предлагаешь?
— Шоковый гипноз! Гарантии, разумеется, нет, но крохотный шанс есть. У него есть близкий человек? Любящая женщина? Хорошо, вызывай её сюда. Если взяться втроём…
26
Боря достал из-за пазухи обыкновенный булыжник и положил его на стол перед ошарашенным следователем. Отодвинув бланк допроса, тот с опаской спросил:
— Что это?
— Камень за пазухой, — с тоской отозвался бармен из видеокафе «Зодчий».
— Не понял…
— В коктейли вместо коньяка добавлял перцовку. За вечер имел на этом четвертачок навара.
— Давай лучше по порядку, — буднично произнёс следователь, указательным пальцем почесав себе лысину. — Фамилия, имя, отчество? Оформим явку с повинной, но вообще-то органы тобой давно занимаются…
— Ты что, забыл мою фамилию? И не свисти так громко! — Бармен презрительно скривился. — Не надо музыки. Где это видано, чтобы ОБХСС «центровыми» занимался. Вы же всегда по мелочам стрижёте! Вот вы где все у нас…
И Боря показал следователю внушительный кулак.
— Кроме того, по порядку никак не получается, — теперь он извлёк из-за пазухи кирпич. На кирпиче была выдавлена надпись: «Взятка. Три тысячи».
— Достаю, что под руку попадёт, — Боря заплакал горючими слезами, те падали на зелёное сукно следовательского стола и прожигали его почище серной кислоты. — Предупреждал же меня Ангел: не держи камень за пазухой, задавит! А сегодня с утра хана. Окаменеваю! Даже «скорую» вызывал, всё — вот-вот кончусь. Понял, что надо сюда…
— Сообщника записывать будем? — осторожно спросил следователь, мучительно соображая, кто же из всемогущих «центровых», которых опекал крайисполком, может скрываться под кличкой Ангел.
— Запиши, запиши, козёл! Повестку ему ещё пошли, придурок плешивый! Он тебя тогда по протоколам размажет вместе с галстуком! Забыл, как Пахана в мороженое вклеили? Он шуток вообще не понимает. Светку вон в статую обратил, в парке сейчас стоит.
— Значит, как не относящийся к эпизодам дела, в протоколе не фигурирует. Какой разговор!
Следователь с интересом наблюдал, как посреди кабинета вырастает куча песка, извлекаемого вспотевшим барменом из карманов.
— Мелочевочка?
— Она самая, там гривенник недодашь, там пятиалтынный, если клиент под мухой. А где и рубль. Главное, мелочевочка должна быть круглой.
Боря решительно брякнул на стол две окаменевшие сберкнижки. Снова взвился, увидев, что следователь не притрагивается к своему золотому «паркеру»:
— Ты давай пиши, гад! «Центровых» испугался? А я под песком и камнями подыхай, да? Да я жить хочу, понял? Железный Пахан в мороженое так быстро влип, что прикурить не успел, с сигаретой на губе замёрз. Гаврош с балкона сиганул, а Леди Всегда вены порезала. Совесть-де их замучила… Знаешь ведь всё, гад лысый!
Боря задыхался, словно и впрямь на грудь ему навалилась страшная тяжесть.
— Пиши, не то скажу Ангелу, он тебя в шариковую ручку превратит. Всех левобережных так запугал, что дань второй месяц не собирают ни с рынков, ни с комиссионных. Сидят, как сурки по норам, и дрожат.