— Нерисса, милая, — заметила Кейт, — но не все ли теперь равно?
— Конечно, нет. Я собиралась оставить их племяннику моего мужа, Дэну, и я не хотела бы, чтобы он получил что–то, не имеющее никакой ценности.
Нерисса перевела взгляд на меня.
— Не помню… Вы видели его?
Кейт ответила:
— Нет.
Я же сказал:
— Как же, встречался раз или два. Вы приезжали с малышом в конюшню.
— Да, действительно. Мой деверь развелся с этой ужасной женщиной, матерью Дэна, и забрал мальчика в Калифорнию… Дэн недавно вернулся в Англию. Из него вырос очень милый молодой человек. Все это очень удачно, не правда ли? Ведь своей семьи у меня нет. Дэн теперь мой ближайший родственник, правда, только по мужу, его отец был младшим братом Джона. Понимаете, дети?
Мы понимали. Джон Кейсвел, который умер шестнадцать или чуть больше лет назад, был чудесным джентльменом. У него было четыре лошади для охоты и всегда доброе расположение духа. Еще у него была Нерисса, брат, жена брата, тысяч двести гектаров английской земли и ни одного потомка.
Чуть передохнув, Нерисса продолжала:
— Я пошлю телеграмму мистеру Аркнольду — так зовут тренера — и сообщу, что ты приедешь, чтобы от моего имени разобраться в ситуации. И попрошу заказать номер в гостинице.
— Нет, что вы! Не надо! Кому понравится, что кто–то едет с ревизией. Вдруг он и видеть меня не захочет. С гостиницей я улажу сам. А ему напишите, что я зайду с поручением от вас, так как еду в Южную Африку по делам.
Нерисса ласково улыбнулась мне и сказала:
— Вот видишь, дорогой мой, у тебя все же есть кой–какие способности.
Глава 3
Через пять дней я летел в Иоганнесбург с кучей фактов и без малейшей надежды как–то их использовать.
Мы возвращались домой. Кейт была подавлена. «Бедная Нерисса, — повторяла она. — Бедные мы, мы скоро ее потеряем».
— Ты только вернулся.
— Да, но разве можно было ей отказать?
— Нет.
— К тому же я мало что понимаю в этом.
— Откуда ты знаешь? Глядишь, и придет что–нибудь в голову.
— Вряд ли.
— Но ты постараешься?
— Ну конечно.
Кейт качала головой.
— Ты вовсе не такой бестолковый, как тебе кажется.
— Дай Бог, — не спорил я.
Кейт пожала плечами, и мы довольно долго ехали молча. Потом она сказала:
— Знаешь, когда ты выходил в конюшню, она сказала мне, чем болеет.
— Да?
— Это так называемая болезнь Ходжкина. Действует прежде всего на железы. Нерисса толком не знает. Лекарства от этого нет.
— Бедная Нерисса.
— Еще она сказала, что завещала нам кое–что на память.
— Правда? — Я посмотрел на Кейт. — Это очень мило с ее стороны. Она не сказала, что именно?
— Боже мой, смотри на дорогу! Нет, она не сказала, ни что, ни сколько. Просто, что завещала нам кое–что на память. В жизни не встречала подобной женщины… Умирает — и говорит об этом совершенно спокойно, даже шутит… Изменила завещание… И все время знает… знает…
По ее лицу катились слезы. Она редко плачет и не любит, когда на нее при этом смотрят.
Я смотрел на шоссе.
* * *
Я позвонил моему агенту и застал его дома.
— Ты всегда отказывался куда–либо ехать… никогда не соглашался. Стоит об этом лишь заикнуться, как ты хватаешься за стол и визжишь…
— Что да, то да, — согласился я, — но сейчас нужно найти какой–нибудь предлог для поездки в Южную Африку. Не ожидается ли там премьера какого–нибудь моего фильма?
— Погоди. — Он явно не был готов к такому повороту событий. — Сейчас посмотрю. Ну, а если намечается, — добавил он с сомнением, — я могу сообщить устроителям, что ты вылетаешь?
— Я об этом и прошу. Понял?
— Понял. Но не верю!
* * *
Он позвонил мне через час.
— Есть две, и в самое ближайшее время. В Кейптауне начинают показ «Поездки на Восток» в следующий понедельник. Это, правда, не новье, но они затевают ретроспективный показ, так что можешь лететь на открытие. А в Иоганнесбурге пойдут «Скалы». Но это только через три недели. Ты доволен?