Я отвел Октобера к своему адвокату, и наше довольно необычное соглашение превратилось в сухой юридический документ, который он, усмехнувшись, подписал вслед за мной. Его веселое настроение, однако, немедленно улетучилось, когда, выйдя от адвоката, я попросил его застраховать мою жизнь.
– Боюсь, я не могу этого сделать, – сказал он, нахмурившись.
– Потому что… моя жизнь не подлежит страхованию? – спросил я.
Он не ответил.
– Я подписал контракт, – заметил я. – Вы думаете, я это сделал с закрытыми глазами?
– Это была ваша идея! – Он казался встревоженным. – Я не буду настаивать на его соблюдении.
– Что в действительности случилось с журналистом? – спросил я. Он покачал головой, явно избегая смотреть мне в глаза.
– Не знаю. Это было похоже на несчастный случай. Почти наверняка это и был несчастный случай. Дело было ночью, его машина вылетела с дороги на повороте в районе йоркширских болот, скатилась по откосу и загорелась. У него не было ни малейшего шанса… Он был хороший парень.
– Если у вас есть основания полагать, что его смерть не была случайной, меня это не отпугнет от дела, – серьезно объяснил я, – но вы должны быть со мной откровенны. Если катастрофа была подстроена – значит, он чего-то добился… обнаружил что-то очень существенное… Мне было бы важно знать, где он был и что делал накануне своей гибели.
– Все это пришло вам в голову до того, как вы согласились на мое предложение?
– Разумеется.
– Ей-богу, мистер Роук, чем больше я вас узнаю, тем больше благодарен судьбе, что остановился позавтракать в Перлуме и поехал поговорить с Артуром Симмонсом. Что же касается вашего вопроса… Томми Стейплтон – тот самый журналист – был хорошим водителем, но ведь несчастный случай может произойти со всяким. Это было в начале июля, в воскресенье – точнее, уже в понедельник. Он погиб около двух часов ночи. Один из местных жителей показал, что в половине второго дорога выглядела как обычно, а в половине третьего пара, возвращавшаяся из гостей, увидела сломанное ограждение и остановилась посмотреть, в чем дело. Машина еще горела, они увидели внизу огонь, поехали в ближайший городок и сообщили в полицию.
Полиция считает, что Стейплтон заснул за рулем, это часто бывает. Но им не удалось выяснить, где он был с пяти часов, когда уехал из дома своих друзей, и до момента аварии. Дорога до йоркширских болот заняла бы у него около часа, что он делал остальные девять часов – неизвестно. Хотя эта история была во всех газетах, никто не пришел в полицию и не сообщил, что провел вечер со Стейплтоном. Кажется, было высказано предположение, что он мог встречаться с чужой женой… короче говоря, с кем-то, у кого были веские основания молчать. Так или иначе, произошедшее сочли обычной аварией.
А вот насчет того, где он был в дни накануне гибели… Это мы выяснили частным образом. Он был только в местах, связанных с его обычной работой. В четверг он приехал из лондонского отделения газеты, в пятницу и субботу был на скачках в Богсайде, выходные провел у друзей недалеко от Хексама, в Нортумберленде, и, как я уже сказал, уехал от них в воскресенье в пять часов, намереваясь вернуться в Лондон. Его друзья сказали, что не заметили в его поведении ничего странного.
Мы попросили йоркширскую полицию показать нам то, что осталось от машины, но не обнаружили ничего интересного. Его «дипломат» пострадал, он был найден на склоне рядом с задней дверцей машины, сорванной во время падения, но внутри не было ничего, кроме обычных материалов о скачках. Мы очень тщательно все просмотрели. Он не был женат, жил с сестрой и матерью, и они разрешили нам перебрать весь дом в поисках любых записей, которые он мог оставить. Но и там мы ничего не нашли. Кроме этого, мы связались с редактором спортивного отдела его газеты и осмотрели рабочий стол Стейплтона. Там оказалось несколько личных вещей и конверт с вырезками из газет о допинге. Вырезки мы сохранили, вы сможете их посмотреть, когда приедете в Англию. Но вряд ли вам это поможет – они слишком отрывочны.
– Понятно, – сказал я.
Мы шли по улице к тому месту, где оставили наши машины – его наемный голубой «холден» и мой белый автомобиль. Дойдя до двух этих запыленных колымаг, я остановился и заметил:
– Вам хочется верить, что это был несчастный случай… По-моему, вам этого очень хочется.
Он сдержанно кивнул.
– Думать по-другому невыносимо тяжело. Если бы не эти проклятые девять часов, все было бы совершенно ясно.