— Нельзя чувствовать себя в безопасности, — улыбнулся лейтенант Фрик. — Я не расстаюсь с автоматом даже во сне. То, что произошло с вами, постоянно случалось в России. Война — это сплошная хитрость и нечестная игра.
Гауптман взглянул на свой Железный крест с Первой мировой войны.
— В четырнадцатом — восемнадцатом годах было не так. Я служил в уланском полку, приданном графу Хольцендорфу[40]. Меня снова призвали всего три месяца назад. Это отвратительная война. — Лейтенант Фрик кивнул. — И я думаю, что мы ее проиграем, — прошептал гауптман.
Лейтенант Фрик не ответил. Он несколько секунд разглядывал разыгрывающийся перед нами жуткий спектакль, потом опустил бинокль на грудь.
— Гауптман, что там произошло? Расскажите вкратце, мы очень спешим.
Легионер зажег сигарету и сунул ее в губы Фрику.
Гауптман удивленно разинул рот.
— Американцы появились совершенно внезапно, — подытожил он.
Лейтенант Фрик засмеялся.
— Это я понимаю.
Гауптман укоризненно посмотрел на смеющегося лейтенанта. Взял палочку и стал чертить на песке.
— Должно быть, они появились отсюда.
Фрик кивнул.
— Очевидно. Я бы тоже вклинился здесь. Потом они уничтожили ваши орудия по всем правилам.
— Видимо. — Гауптман закрыл лицо руками в перчатках. — Не могу понять, как я уцелел. Мой заместитель с громадной раной в спине упал грудью на стол. Он был очень многообещающим. Мы как раз говорили о том, что ему нужно во Фрайбургский университет. Он знал все о Канте.
Лейтенант Фрик иронично засмеялся.
— Было б лучше, будь он специалистом по автоматическим орудиям и фланговому охранению. Сейчас нам нужны солдаты, а не философы.
Гауптман поднял взгляд.
— Наступает иное время, молодой человек.
— Несомненно. Только, скорее всего, вам его не увидеть, как и вашему заместителю-философу.
— Вы хотите донести, что я нарушил воинский долг? — обеспокоенно спросил гауптман-.
— И в голову бы не пришло, — пренебрежительно ответил лейтенант Фрик. — Как, по-вашему, сколько там танков?
— По меньшей мере батальон.
— Хмм. Трудно поверить, но вы должны знать, что видели. Однако представляете, сколько места занимает танковый батальон? От восьмидесяти до ста танков плюс все вспомогательные службы[41]. Это такое движение, что даже у французского регулировщика волосы бы встали дыбом.
— Там была сущая бойня, — сказал, оправдываясь, гауптман. — Я видел, как моего денщика раздавили гусеницы «шермана». Он был студентом-юристом, происходил из хорошей венской семьи. У нас в батальоне было много молодых людей, подающих надежды, я имею в виду, в академическом отношении. Теперь они все убиты. Мы слушали своего рода курс лекций. Командир полка был университетским профессором. У нас царил академический дух.
— Ничего не могу сказать по этому поводу, — сухо заметил лейтенант Фрик. — Но, мне кажется, было бы лучше, если б вы были настроены на военный лад. Тогда вы смогли бы спасти половину своего батальона. — Смахнул воображаемую пылинку с блестящего Рыцарского креста. — Философский подход командиру батальона ни к чему.
— Лейтенант, вы солдат, награждены за храбрость — и очень молоды.
— Да, солдат, с тех пор, как окончил школу. Очевидно, в ваших глазах я еще ребенок, но теперь этому ребенку приходится таскать каштаны из огня для вас и прочих интеллектуальных аристократов. Позади меня лежит человек, который тридцать лет пробыл солдатом, хорошо изучив свое дело во французском Иностранном легионе. А этот фаненюнкер с пулеметом — один из тех, кого вы презираете. В ваших глазах он всего-навсего выходец из трущоб. Оба понятия не имеют о Канте и Шопенгауэре, зато знают жестокие законы Марса[42].
Гауптман спокойно посмотрел на молодого лейтенанта. Устало улыбнулся.
— Убили бы вы свою мать по приказу начальника?
— Конечно, и переехал бы, если б она стояла на пути моего танка.
— Несчастный мир, — прошептал ученый в мундире. Поднялся на ноги, бросил пистолет с фуражкой на дно рва и одиноко пошел по дороге.
Легионер прикурил от окурка новую сигарету, глядя ему вслед.
— С этим наивным идиотом исчезнет целое поколение. C'est fini[43].
Лейтенант Фрик поправил на ленте орден, полученный за уничтожение батальона русских танков.