Сидели себе тихо в горах, козопасили. Ну, налеты учиняли, ясен перец, потому что кушать хочется и размножаться надо. Думаю, с ними не слишком боролись. Ахейцы были рациональные люди. Их князья нанимали младших сыновей киммерийцев в свои дружины. Иностранный легион. Спецназ. Думаю, их брали охотно. Дикие люди, дети гор. А что местные? Одиссей, чтоб откосить от похода, прикинулся идиотом, мощнорукий Ахилл вообще переоделся в женское платье, типа трансвестит. Все косили от армии, что говорило о высоком уровне интеллекта и упадке государства. Вот и нагрянули дорийцы. Без особого труда, я полагаю. Но мы отвлеклись.
Итак, Гомер, младший сын — талантливый, как все младшие сыновья, склонный к изящным искусствам, но пока это никого не волнует — нанимается в дружину ахейского царя. Воюет под стенами Трои. Командировка, так сказать. Кто он? Свежая кровь, дикарь, наемник и поэт. Только он мог написать эту поэму. Не мелочный кидала Одиссей, не тупой похотливый Ахилл. Мировоззрение не то.
Гомер-Киммериец обитал среди богов и героев. Там находился его внутренний мир, первозданное царство архетипов. Общество Сознания Гомера! Дарю идею… Но все это мелочи, я считаю. Все имена Гомера суть метафоры. Не надо произносить его истинного имени. Литература тогда растворится в Абсолютном Бытии. Прекратится как что-то отдельное. И что останется тогда? Голая коммерция и никакого киммеризма. Если же будем молчать, тогда в конце Истории исчезнет все, кроме словесности. Золотой век. Царство Сатурна-Грамматика, словом насыщающего. Ты хочешь золотого века?
— Абсолютно! Но кто-то уже произнес Имя. Сегодня проходил вдоль этих лотков на улице…
— Сноб-мазохист! Ты сам — образ. И я не уверен, что сейчас кто-нибудь не пишет о нас.
— По крайней мере, все, что я писал, оказывалось уже написанным. И когда-то кем-то изданным.
— Да-да, я помню чудное мгновенье. Это инфернационное поле, — поясняет Егор. — Читаем с одной инфернальной матрицы. Воля и представление! Шопенгау-wоw-эр! Этот бош тоже много чего прочел на драйве индусов. Это их «Ты есть То…» А Юнг прочел у того и других. По-моему, это роза и соловей. Вечная тема. Куда деваться?
Пауза, дым.
— Ты «Штирлица» своего дописал?
— Тема необъятная, некогда. Штирлиц — это же идеальный образ человека во вселенной, на земле. Ты ходишь по этому серому бункеру в черных костюмах, и вроде ты свой, но кругом одно вранье, иллюзия, ложь, и у тебя кукиш в кармане, потому что ты знаешь, что ты не отсюда, ты вроде и не Штирлиц, и не Исаев, и ни тот ни другой, ты все замечаешь и только гребешь компромат, и мечтаешь о Родине; тайком спасаешь связную, и в основном занимаешься тем, чтобы тебя не сожрали. Все что тебе нужно — это уйти на другую сторону границы. Что в итоге? Ты спасаешь человечество и возвращаешься домой…
— … где тебя сажают в лагерь. Лучше забыть о границе.
— Это что, махнуть за пастором Шлагом? В Берн?
— Нейтральных стран не бывает.
— Ты как-то смело об этом говоришь.
— Правду говорить легко и приятно. Это сказал Иисус, 1D-отец пастора Шлага.
— Иисус говорил легко и приятно?.. Нет, я столько не выпью. Не понимаю, как ты держишься. Мне после каждой удачной страницы хотелось напиться вдрызг, или уколоться, уйти на золотой[15] к чертовой матери.
— Наверное, у меня просто нет удачных страниц. А вообще-то у меня еще хуже. Я после каждого романа женюсь.
— Ага… Два брака?..
— Так точно. Еще одну вот… Но никогда не закончу. Потому что не с кем разводиться. Разве что с этой страной.
— Да вы и так в разводе. А как название-то?
— Подожди, сейчас придумаю… 4D?
— Ты, я смотрю, еще не забыл старика Параэкхарта. И Отца, небось, тоже? Процветает культ предков в отдельно взятой голове литературного поденщика О. Навъярова. Так и хочется статейку запузырить в ваше благороднейшее издание. А с бандюками-то дружите? Они ведь, едоки сырого-то, соль земли…
— Не дружим. Впрочем, наши бандюки — особенные люди. Одного ко мне приставили, когда я книжки издавал. Так вот, пацан был с большим пониманием. Звали его Леха Сидяй. Как-то раз я был в депрессняке. Взял пять яблок и схавал их одно за другим. Леха сказал, что я поступил неправильно. Их нужно было съесть в шахматном порядке: белое-красное, белое — красное. Иначе я открываюсь для демонов. Я сказал ему, что это ересь манихейская. Он ответил, что нет. Потому что белых яблок больше. Продавщица подсознательно выбрала меньше красных, а я подсознательно принял. Вот это и есть христианство, по-моему.
— И где он сейчас, этот приставленный?