— Хммм, — протянула я. — Что ж… Все равно он засранец! С чего бы ему такое говорить?
Джейми издал короткий смешок.
— Потому что ему не понравилось, что я наблюдаю, как он обливается потом. Ему захотелось мне отомстить, я полагаю.
— Хмм, — снова замычала я и сложила руки под грудью. — Раз уж ты об этом упомянул, то зачем тебе вообще нужно было так поступать? Если ты знал, что он не переносит вида крови и все такое, зачем ты остался и наблюдал за ним вот так?
— Потому что в моем присутствии он не стал бы скулить или падать в обморок, — ответил Джейми. — Он скорее позволил бы воткнуть ему в глаза раскаленные иглы, но ни за что не издал бы и звука при мне.
— О, так ты это заметил?
— Ну конечно, саксоночка. Иначе зачем, ты думаешь, я стоял тут? Не то чтобы я не отдавал должное твоему мастерству, но смотреть, как ты зашиваешь раны, не очень способствует пищеварению. — Он бросил быстрый взгляд на брошенную тряпку, пропитанную кровью, и поморщился. — Как думаешь, кофе совсем остыл?
— Я подогрею. — По-прежнему мысленно пытаясь разобраться в ситуации, я положила ножницы обратно в футляр, простерилизовала использованную иглу и продела в ушко свежую шелковую нитку, затем опустила этот комплект в баночку со спиртом.
Положив все на свои места в шкафу, я обернулась к Джейми.
— Ты ведь не боишься Тома Кристи, правда?
Он изумленно моргнул и засмеялся.
— Господи, конечно, нет. Почему это пришло тебе в голову, саксоночка?
— Ну… То, как вы двое иногда ведете себя друг с другом… Как два горных барана, которые бьются рогами, чтобы понять, кто сильнее.
— Ах, это. — Он махнул руками, отметая мои опасения. — У меня рога покрепче, чем у Тома, и он это хорошо знает. Но он не собирается сдаваться и бегает за мной, как годовалый ягненок.
— Вот как? Но тогда что ты делаешь? Ты же не мучил его просто для того, чтобы доказать, что можешь?
— Нет, — ответил он и мягко улыбнулся мне. — Мужчина, который настолько упрям, чтобы восемь лет разговаривать на английском с горцами в тюрьме, — это мужчина, у которого довольно упрямства, чтобы биться со мной бок о бок следующие восемь лет. Так я думаю. Хорошо бы, конечно, чтобы он и сам был в этом уверен.
Я сделала глубокий вдох и покачала головой.
— Я не понимаю мужчин.
Грудная клетка у него завибрировала от тихого смеха.
— Понимаешь, саксоночка. Хотела бы не понимать.
Мой медицинский кабинет снова сиял чистотой, готовый к любым неожиданностям, которые может принести завтрашний день. Джейми потянулся к лампе, но я остановила его, положив ладонь ему на руку.
— Ты обещал мне честность, — сказала я. — Но уверен ли ты, что честен сам с собой? Ты не терзал Тома Кристи только потому, что он тебя провоцирует?
Джейми остановился в паре дюймов от меня, взгляд у него был незамутненный и открытый. Он поднял руку и положил теплую ладонь на мою щеку.
— Есть только два человека на всей земле, которым я никогда не стал бы лгать, саксоночка, — проронил он мягко. — Ты один из них. А я второй.
Он нежно поцеловал меня в лоб, затем отклонился назад и дунул на лампу.
— Имей в виду, — раздался из темноты его голос, и, когда он встал, в слабом свете, падающем из коридора, я смогла разглядеть его высокий силуэт, — меня можно одурачить. Но я никогда не стану одураченным по собственной воле.
Роджер подвинулся и застонал.
— Мне кажется, ты сломала мне ногу.
— Не сломала, — отозвалась Бри. Она уже успокоилась, но все еще готова была поспорить. — Но могу поцеловать ее, если хочешь.
— Это было бы неплохо.
Брианна задвигалась, чтобы принять подходящую позу для выполнения своих обещаний, послышалось оглушительное шуршание набитого кукурузной шелухой матраса, закончившееся тем, что она, обнаженная, уселась ему на грудь. Перед ним открылся такой вид, что Роджер пожалел о том, что они не зажгли свечу.
Она вообще-то целовала его голени, и это было довольно щекотно. Но в сложившихся обстоятельствах он вполне мог с этим смириться. Он потянулся к ней обеими руками. В темноте сойдет и метод Брайля.
— Когда мне было четырнадцать или около того, — мечтательно начал он, — в одном из магазинов Инвернесса появилась шокирующая витрина — шокирующая по тем временам, — женский манекен стоял там в одном белье.