— Ты теперь каждый раз будешь это делать?
— Делать что? — Шес не поднял головы, а потому голос его глухо отзывался в барабане.
— Этот танец с бубнами вокруг своих бубнов?
— Тебе-то что?
— Ты же понимаешь, что кто-то будет сидеть за ними? Ты не можешь каждый раз...
— Без тебя знаю, — брюнет резко разогнулся и ударил правой рукой в гипсе по тарелке. Звонкий, шипящий звук наполнил комнату. — Седьмой, Хан, блин, это был седьмой! Легче было взять барабанщика из пионердружины!
— Ага, заодно с горнистом. Нету уже пионеров!
— Пионеров нету, а барабаны остались! Хан, я больше не могу. Честно. Посмотри на меня — я сейчас кого-нибудь порву к чертям собачьим. По-любому, это нереально — за три дня найти замену и натаскать его. Надо отменить в пятницу...
— Я тебе #непечатно# сейчас так отменю, ты у меня #непечатно# будешь #непечатно# пальцами ног по #непечатно# барабанам #непечатно#! — вслед за воплем, ни по децибелам, ни по насыщенности образов не посрамившим бы портового грузчика в лучший его день, в комнату влетел невысокий худой рыжий паренёк. Редкая россыпь небольших веснушек постепенно растворялась на начинающем багроветь от злости лице. Кофе в картонном стаканчике в его правой руке норовил перелиться через край, не одобряя бешеную жестикуляцию своего хозяина. — Какая #непечатно# отмена, ты совсем #непечатно#?!
— Дэн, ты #непечатно#, #непечатно#, я ж #непечатно# #непечатно# #непечатно# туда, а ты #непечатно# #непечатно# #совсем-совсем непечатно#!!! — Шес подключился с пол-оборота и добавил как ни в чём не бывало: — О, это мой кофе?
— Да подавись, — рыжий сунул стакан в протянутую к нему ладонь.
— Спаситель мой, что б я без тебя делал?
— Научился бы сам бегать в кофейню. Это несложно, ножками так топ-топ-топ. Ты мне зубы не заговаривай, что там с ударником?
— Со мной всё в порядке, спасибо за заботу.
— Ага. А с нормальным ударником?
Шес нехорошо сощурился и елейным голосом поинтересовался:
— Ты намекаешь, что я не нормальный?
— Боже нас упаси, намекать что-либо подобное, — подал голос Хан, соскакивая с подоконника и выразительно строя глаза Дэну. — Мы все прекрасно понимаем, что...
— Что намёками от тебя нихера не добьёшься! — перебил рыжий скандалист. — И поэтому я тебя прямым текстом спрашиваю: ты, придурок #непечатно#, нашёл нам ударника с двумя функционирующими руками, растущими не из жопы?
— О-о-о-о! — Хан закатил глаза и отвернулся к окну, делая вид, что внезапно заинтересовался шикарным видом на заводскую стену и парковку. — Да идите вы оба... О, Гудвин приехал. Сейчас будет весело, да.
— Ты находишь происходящее смешным? — Дэн удивлённо приподнял левую бровь.
— Я нахожу происходящее до неприличия пакостным, тупым и несвоевременным, но должен же я словить от него хоть какой-то кайф? — он подошёл к Шесу, легко ткнул того кулаком в плечо и неожиданно мягко добавил: — Да не психуй ты так. Прорвёмся, брат. Ещё этот твой приятель должен подъехать, и Лёва обещал проверить, да и знаешь что? На самый крайняк — не разоримся, если и выплатим неустойку. Ты Дэна не слушай, он просто нервничает, понимаешь? А надо будет — хрен с ней, с неустойкой. Ты только с Чешко сейчас полегче, понял?
Шес нахмурился, но согласно кивнул. Понял, не дурак. И ежу ясно, что в данный конкретный момент он был далеко не самым любимым человеком у их менеджера. В конце концов, ударник со сломанной рукой во время уже оплаченного тура — это ещё тот геморрой. И хотя, с одной стороны, они, конечно, за то и платили Чешко весьма и весьма солидный гонорар, чтобы разруливать подобные перекрёстки, но, с другой стороны, ожидать, что тебе спасибо за такую свинью скажут, было бы по меньшей мере глупо. И это только он сам. А ведь есть ещё Ал... Нет, Чешко его точно порешит сейчас, тельце хладное прикопает где-нибудь в лесочке, а шкуру повесит на стене в московской студии в назидание всем остальным. И прав будет, наверное. Спокойно, Шес, спокойно, расслабься и получай удовольствие. Из коридора донёсся глухой голос, сопровождаемый быстрой дробью шагов:
— ...таким легковерным, Пашка? Сколько ты за эти глупости заплатил? Сколько?! Ну и кто идиот после этого? — энергичный ухоженный мужчина лет сорока появился на пороге комнаты. Одна рука его была занята большим кожаным кейсом, другая — парой офисных папок, из подмышки торчал ноутбук, а левое плечо прижимало к уху телефон. При этом он ещё и умудрился изобразить жест, говорящий «достал — сил нет», в то время как легко и непринуждённо смеялся кому-то в трубку. — А-ха-ха, ну ты даёшь! Фуфло твой источник! Ну конечно Ал появится в пятницу! Ну а я тебе о чём? Требуй бабки свои назад, да. Всё, давай, до связи.
Новоприбывший прошагал до журнального столика в дальнем от двери конце комнаты, сложил на него свою ношу и, отняв, наконец, телефон от плеча, набрал номер. Ответили почти сразу, и он сообщил неожиданно холодным, лишённым всякого намёка на недавнюю весёлость голосом:
— В пятницу всё в силе. Павел из «Вестника» только что звонил. Ему уже доложили, а значит, и остальные вскорости узнают. Нет, пока только про тебя. Ал, да какая разница? Ты, главное, появись там. Да, всё, на связи.
И только тогда повернулся к присутствующим, обвёл их тяжёлым взглядом, особое внимание уделяя брюнету, и полуплюнул-полупрорычал:
— Придурки!
— Что значит «придурки», мы-то тут при чём?! — Дэн буквально взвился. — Вот тебе Шес, его и пили, мы тут просто мимо проходили...
— «Мимо проходили»? «Мимо проходили»?! — менеджер быстро и уверенно закипал, сразу видно, не впервой. — Да вы просто... Блин! Боже, где ж я так нагрешил, что ты меня ими покарал?! Почему всё не может быть обыденно и стандартно, как у остальных: секс, наркотики, рок-н-ролл?
— Гудвин, это что, компания «открой наркоте своё сердце»? — попытался разрядить обстановку Хан.
— Да лучше б вы ширялись, гады! — менеджера понесло, и он начал метаться меж музыкантов, поочерёдно тыча то в одного, то в другого.
— Один, — подлетел он к Хану, — женится, да так, что фанатки узнают об этом раньше меня. А потом приходит: «Ой, Гудвин, великий и могучий, ты же всё можешь, сделай так, чтоб эти милые девочки не порезали мою Юлечку на ремни от радости!». Второй не в состоянии пропустить ни одной юбки. Где этот Ромео современного пошиба, кстати? Я уже задолбался выгонять баб из его номера по утрам.
Дэн хрюкнул, чем привлёк внимание к своей персоне, и тут же получил причитающееся.
— От третьего выгонять приходится мужиков! Вот скажи, где ты их только с таким маниакальным постоянством находишь? Что? Ах, места знать надо... Мне, дорогой, достаточно знать место, куда ты попадёшь, если, не приведи Господи, о твоих похождениях станет известно в массах. Просветить? В реанимацию! И, наконец, бриллиант нашей коллекции, — палец уткнулся Шесу прямо в нос, заставив того свести глаза к переносице. — Я могу пережить хотя бы одну неделю без твоей рожи в прессе?
— Можешь, — пообещал тот, с трудом заставляя себя оторваться от наставленного на него пальца и посмотреть Гудвину в глаза. — Возьми отпуск и отмени подписку на газеты.
— Твою мать! Юморист хренов! Ладно, значит, так: про Алека уже пронюхали, значит, в любой момент доберутся и до тебя, поэтому давай быстренько рассказывай мне, что вы с ним не поделили. Ну?
— Наркодиллера.
Шес тут же понял, что ляпнул глупость, но было поздно. Серые глаза расширились, но буквально через секунду Гудвин совладал с собой, поджал губы и не допускающим возражения сухим голосом потребовал:
— Покажи руки.
— Да я пошутил, Толик, ты чего?..
— Руки!
— Да ты охрен...
— Руки, я сказал, покажи!
— Да подавись! — выщерился Шес, вытягивая вперёд левую руку ладонью кверху и давая возможность исследовать свои вены. — Гипс снимать, или на слово поверишь? Четыре года, Гудвин, #непечатно#, четыре грёбаных года, а ты всё равно каждый раз!..