Мадлен кивает в знак того, что это лишь подтверждает ее точку зрения.
Люди смотрят на Мэрилин Монро, но они не думают: «Какой хороший фильм!» Они думают: «Когда она снималась в этом фильме, то спала с президентом!»
Мадлен. Вот именно.
Фрэнсис. Это единственное, что их интересует.
Мадлен. Конечно.
Фрэнсис. «Она сделала пятьдесят один дубль!»
Мадлен. Да-да. Или: «Она забыла текст».
Фрэнсис внимательно смотрит на Мадлен.
Фрэнсис. И уже не фильм…
Мадлен. Нет…
Фрэнсис. И уже не сам фильм, а она интересует их больше всего.
Мадлен. Точно.
Фрэнсис. Им интересно, какая она. (Фрэнсис кивает, подыскивая более точные слова.) А фильм — это всего лишь кусок оберточной бумаги, и ничего больше…
Мадлен. Вы абсолютно правы.
Фрэнсис. …это как яркая обертка, — вы ее выбрасываете, даже не задумываясь, потому что она только мешает; она стоит между вами и тем, что в нее завернуто.
Мадлен. Верно.
Фрэнсис. А для вас главное — добраться до того, что внутри.
Мадлен. Конечно.
Фрэнсис. И теперь, когда что-нибудь рассказываешь, это превращается в настоящий стриптиз. Теперь все стриптиз. Твоя история никого не интересует. А важно только, кто ты такая. И даже не это. Важно, какая ты там, внутри, под оберткой.
Наступает тишина. Неожиданно возникает напряженность.
Мадлен. Да, вы все верно говорите.
Фрэнсис смотрит не нее.
Фрэнсис. А почему пиво китайское?
Мадлен. Не знаю. Тот парень в магазине сказал: «Возьмите китайское, оно недорогое».
Фрэнсис. Он что, ваш друг?
Мадлен. У него татуировки на всех пальцах, по одной букве на каждом. Вот так: К-Б-П-Г. Его спрашиваешь о чем-нибудь, а он смотрит на руку. Я его однажды спросила, что эти буквы означают. (Мадлен поднимает руку, имитируя). А он сказал: «Как Бы Поступил Господь»?
Обе смеются.
Фрэнсис. Очень хорошо…
Мадлен. Знаете, иногда бывают такие моменты… понимаете, о чем я?
Фрэнсис. Какие моменты, Мадлен?
Мадлен. Бывают такие моменты, когда, прежде чем отдашь себе отчет… просто такие мгновения, когда идешь по улице… Хотя в тот раз, помнится, я была довольно далеко отсюда, это было, наверное, в сотне ярдов дальше по улице…
Фрэнсис. И что же?
Мадлен. Так вот, я иду по улице и думаю: «Мартину это понравится».
Фрэнсис. Да, понимаю.
Мадлен. Надо будет рассказать об этом Мартину.
Фрэнсис. Гм.
Фрэнсис замыкается в себе и задумывается. Мадлен встает и переходит на скамью, тянущуюся вдоль окон. Свет с улицы падает на ее лицо.
А откуда этот свет? Там что, зал игральных автоматов? Бинго?
Мадлен. Да. Только их тут по-другому называют. (Мадлен опять проходит через комнату и подходит к другому стулу. Она собирается с духом, чтобы что-то сказать.) Я впервые встретила Мартина в баре, вы об этом знали?
Фрэнсис. Нет, он никогда не говорил.
Мадлен. Да, в баре.
Фрэнсис. А где?
Мадлен. В Бирмингеме. В американском Бирмингеме, не в нашем. (Мадлен улыбается своим воспоминаниям.) У нас тогда вышла ссора, какой-то дурацкий спор…
Фрэнсис. Что, между вами?
Мадлен. Да.
Фрэнсис. Из-за чего?
Мадлен. Ну, у меня тогда уже был кое-какой опыт, я ведь немного старше, на несколько лет. «А-а, — сказал он мне. — Ты старше меня. И ты всегда будешь старше».
Фрэнсис. Он так сказал? Мартин?
Мадлен. Да, представьте себе.
Фрэнсис. Сказал при вашей первой встрече?
Мадлен. Этими самыми словами. «И ты всегда будешь старше». Очень романтично! И это в баре, в Алабаме.
Мадлен углубляется в воспоминания. Фрэнсис протягивает руку и берет свое пиво, глядя на Мадлен.
Как бы там ни было, мы оба туда попали из-за демонстрации в защиту прав человека.
Фрэнсис. Вот как. Так это тогда было.