— Ты из-за Жужи остался? — спросил я.
Рок крепче сжал руль, когда мы влетели в неглубокую колдобину, а, в целом, выглядел он так, как будто вел машину по одной из главных авеню, а не в пустыне.
— Я слышал, солдатам всем выдавали браслеты, тем более кто в спецназе служил.
— Мне и моим ребятам не дали.
Я не стал уточнять, и так уже израсходовал лимит своего любопытства на год вперед, но Рок сам заговорил.
— Читал про расстрелянную демонстрацию в Литсе? Наверняка читал. Нас всех туда пригнали, двадцать стрелковых групп расставили по периметру площади, на крышах. Стандартная процедура по охране мирной демонстрации. Ну мы так думали. Люди приходили целыми семьями, были, конечно, буйные и безбашенная молодежь, но так все больше омеги, дети, старики. Не знаю, что там они за плакаты держали и какие лозунги выкрикивали, я не смотрел и не слушал… я был хорошим бойцом: в голове, кроме регламента, ни одной мысли. Ну и молодой совсем, меня месяц как повысили до командира группы. К трем часам обстановка накалилась. На митинг не пропустили фургоны с прессой, и народ взбесился, где-то прорвали оцепление, часть толпы двинулась к зданию правительства. И вдруг мне по внутренней связи пришел приказ "стрелять на поражение". Знаешь, я почти дал отмашку своим. Почти. Меня как заклинило, я не понимал: "на поражение"? Я смотрел в прицел на пеструю толпу внизу. И кого нам поражать? Ту толстую омегу с букетом ромашек? Ее такого же толстого пацана? Старика, грозно размахивающего флагом единства? Голос в наушнике повторял: "Как меня поняли? Доложите, четвертый, как поняли?" А я не понимал. Короче, я дал сигнал к отступлению. Разруха к тому времени добралась до армии, надо мной даже трибунала толком не было. Командир вызвал, дал по роже и сказал, что ни мне, ни моим ребятам браслетов не видать. На себя я плевал, ты прав, я бы все равно остался из-за Жужи. Но как парням сказать… Подо мной числилось семь человек, троих — Бурого, Алана и Себа — ты знаешь, и еще четверо, они тоже в Крепости. Не поверишь, ни один мне даже слова не сказал. Тогда я понял, что должен придумать, как нам всем жить после…
Интуитивно я понимал, где в рассказе Рока скрылся болезненный нарыв, и мне захотелось утешить его, смягчить чужую боль. Никто в детстве не дул мне на разбитую коленку, но я видел, как это делали папы других детей.
— "Почти" не имеет значения. Ты бы никогда не смог расстрелять безоружных.
— Откуда тебе знать? — Рок сглотнул, кадык нервно дернулся.
— Такие вещи сразу чувствуешь… Сверни под сорок градусов, уже скоро…так подожди, я не уверен, давай выйдем и пешком пройдемся.
Я не прогадал, через метров сто мы увидели его, мотоцикл засыпало лишь по колеса и даже возвращаться за лопатой не пришлось.
Рок загрузил зверя Джэка в багажник, скептически подняв бровь на мою попытку помочь, отряхнул с ладоней песок.
— Как только ты приведешь его в порядок, я отправлюсь в дорогу.
— Один?
— Тебе ли не знать, что пассажир за спиной — помеха и перерасход бензина.
Мне ли не знать, что незнакомая дорога на мотоцикле в горах — это… "опасно"- неподходящее слово.
— Фабрику могло разрушить землетрясением.
— Могло. Но запасного плана у меня нет.
Я отвернулся, закусив губу, а в следующую секунду оказался в его объятиях, прижатый к твердому телу, он целовал меня без тени нежности и ласки, сминал рот, прикусывал, наказывал за непринадлежание ему. Его ладони были везде — оглаживали бока, спину, сжимали бедра, притягивали плотнее. С таким поцелуем не нужна была метка, он клеймил меня своим медово-горьким вкусом, пил страхи и сомнения, оставляя сладкое возбуждение.
Рок оторвался от моих губ, лишь когда кончился воздух, и я осознал, что пальцы одной моей руки запутались в его волосах, а вторая — забралась под рубашку и гладит напряженные мускулы.
— Ты не должен быть один, — он пытался восстановить дыхание.
— Потому что я омега? — я усмехнулся.
— Потому что тебе плохо одному.
Он отошел, а я без сил прислонился к машине.
— Ты боишься, что я займу его место, но твое сердце не пыльный шкаф с древностями.
По возвращении Рок отправился к себе отдохнуть, а я занялся мотоциклом. Продул его от песка, сменил масла в двигателе и тормозную жидкость. Залил полный бак и прослушал мотор, если в плане музыки мне медведь на ухо наступил, то в звучании мотора я легко распознавал малейшую фальшь.
Когда в десять в гараж зашел Рок с Аланом и Бурым, все было готово. Рок на ходу давал последние указания, засунул в карман куртки листок, где Фрэнк написал название необходимого препарата и список тех, которые могли его заменить, пожал альфам руки, бросил на меня сдержанный взгляд, надел шлем и уехал.
Он оставил за главного Алана и запретил в свое отсутствие покидать Крепость. Он должен был вернуться через два дня.
Но он не вернулся ни на третий день, ни на четвертый.
Часть 4
Я проснулся, словно вынырнул из мутных глубин. Сердце билось тяжело, отзываясь сосущей болью в груди. Я встал, Ариэль заворочался и потянул на себя одеяло.
Подойдя к окну, я открыл форточку, впуская свежий воздух. Начиналось утро. Утро четвертого дня его не-возвращения.
Мой приемный отец, добрый, но очень уж сентиментальный мужик, твердил, что самый подлый грех — это грех несвоевременности. Сделать что-то слишком рано или слишком поздно. К полтиннику он крепко выпивал и тогда говорил, что людей окружают темные силы, заставляющие их спешить или опаздывать.
Я стоял у окна, и изнутри меня сжирало предчувствие. Я знал, что Рок в беде, что он лежит, ему душно-душно…Я вытер со лба холодный пот. Такое уже было, и теперь кошмар повторялся.
Темные силы— фантом, на который мы скидываем ответственность за собственную глупость.
Я схватил со стула куртку и рванул к корпусу альф, мне надо было найти Алана.
— Он дал четкий приказ, — заспанный Алан смотрел, как я меряю комнату шагами. — не предпринимать никаких спасательных операций.
— Я не его солдат, плевал я на его приказы! Если надо, отправлюсь один!
— Куда ты отправишься, дурак! Послушай, ты не знаешь Рока, всего второй день, его могла задержать непогода. Лейв, ты как взбесился.
— Ты не понимаешь. Я его чувствую! Черт… — я обхватил виски.
— Как ты можешь его чувствовать?
— Я его омега.
Ну вот я и сказал это. Опоздав на икс дней, где икс — число, не имеющее значения.
Алан выглядел пораженным, приблизился ко мне и удивленно принюхался.
— Омега? И правда, я сейчас тебя чую… Как такое возможно?
— Неважно. Алан, я видел карту, по которой он поехал. Я найду его.
Алан защелкал пальцами, что-то обдумывая, а я смотрел на черно-белую фотографию, кнопкой пришпиленную над кроватью: на ней Алан, Себ, Бурый и еще четверо парней подкидывали в воздух Рока — на фото он завис, как в невесомости, и хохотал. Совсем мальчишка.
— Я должен оставаться в Крепости, возьмешь Себа и Бурого. Себу я сам сообщу, он будет в гараже через десять минут, а Бурый…зайди к Осу, он скорее всего там.
К теплицам я почти бежал, бурнус растрепался, и спутанные волосы лезли в лицо.
Из дома Оса доносились громкие голоса, я остановился, не зная постучать мне или подождать, пока спор утихнет.
— Что значит проваливай? Да какая муха тебя укусила! Не пинайся ты, Ос, повредишь себе что-нибудь…
— Это ты повредил мозг. Пришел потрахаться, так сейчас утро, все довольны, проваливай!
— Я пришел сказать, что ты мне нужен.
Мне стало неловко, но уйти я не мог и прервать их разговор тоже. Что ж за день такой нелепый…
— И что теперь? — спросил Ос утомленно.