Изредка кто-либо из мертвецов или черных человеков (почему они черные? Чтоб страшнее?) подкрадывается ко мне, заглядывает через плечо, смотрит, что я пишу. Я слышу его дыхание. Я оглядываюсь. Конечно, он успевает спрятаться! Но стоит мне опять повернуться…
А пока надо сидеть и дописать хотя бы дневник. Дневник о том, как сломался, кончился Серов. И если я все же выживу, если я не сойду с ума — все. Наполеона из меня не вышло. Жить спокойно, нормально, без того, чтобы раскалывалась голова.
…Мне кажется, сама поднимает голову черная трубка телефона и оттуда низкий, нечеловеческий голос. Что он говорит?
А к стеклу над дверью кто-то прилип. Ну, что смотришь, гад? Я не выйду в коридор, не выйду!
Изредка забравшуюся в уши и звенящую там тишину нарушает далекое, мерное (оно передается и моему столу и лампе) содрогание трамвая. Я отчетливо слышу, я словно чувствую, как тяжелые колеса скребут по рельсам. Трамвай уходит и долго урчит где-то на дальних улицах. И я снова один.
Надо как-нибудь дотерпеть до шести. Тогда, по-моему, открывается аптека. Купить пирамидон. Остальное — дело врачей.
Конец Серова. Кто бы мог подумать, что голова (моя голова) меня предаст?
И ведь когда-нибудь окно должно посветлеть? В окне должен улыбнуться фиолетовой улыбкой рассвет?»
ГЛАВА V
ПОЯВЛЕНИЕ ШАГРЕНЬЕВА[3]
В дверь постучали. Серов вздрогнул: «Это какая-то мистика. Я чувствовал на себе чей-то взгляд».
Серов повернулся к двери и с отчаянной решимостью крикнул:
— Входите!
В дверях стоял старичок, тот, что приехал к младшей бабке. Серов внимательно его разглядывал. Старику было лет за семьдесят. Маленькое лицо, но высокий лоб. Седые, сухие, приглаженные волосы, седые аккуратные усы. Судя по правильным чертам лица, в молодости был красивым. Но сейчас вся нижняя часть лица изрезана густой сетью толстых и тонких морщинок. На лбу морщины реже и параллельны бровям. Глаза старческие, остывшие, но умные и большие. Клочки ваты торчат из ушей. На старике был старый китель с тремя пуговицами. Пуговицы разные: две — солдатского образца, желтые, со звездой, третья — белая, с двумя перекрещивающимися молотками.
Серов так внимательно осмотрел старика потому, что тот, стоя в дверях, долго доставал кусок газеты, щепотку махорки.
— Вот бессонница, значит. И вы не спите? Решил, значит, зайти.
Старик смотрел на Серова. Серов молчал. Боль в голове проходила.
— Моя фамилия — Шагреньев, — сказал старик изменившимся голосом.
— Моя — Серов. Чем могу быть полезен, товарищ Шагреньев?
— Ну вот, головная боль у вас прошла?
Серов очень долго не сводил глаз со старика.
— Да, прошла. Дальше.
— Теперь вы не будете ничему удивляться?
— Дальше.
— Я знаю, юноша, что в стране, в которой вы живете, не верят в чудеса, то есть в осуществление, казалось бы, несбыточной мечты. Я знаю магическое средство, чтобы выполнить любое ваше желание.
Мелькнула мысль: «Не шпион ли?»
— Если вы мечтаете перевыполнить план на двести процентов, скажут: «Молодец, ударник!» Если же мечтаете о чем-то необыкновенном — стать маршалом, скажут: «Карьерист, буржуазная отрыжка». У людей вашей страны исчезло настоящее воображение. Я недавно разговаривал с одним знатным кузнецом с автозавода. Я сказал, что могу исполнить любое его желание, а он? «Ладно, — говорит, — папаша. В милицию я тебя не сдам, живи! Но сам подумай: ты хочешь помочь мне выполнить норму на триста процентов? Так на двести я уже выполняю, а в конце года, уверен, выполню и на все триста. Если на тысячу процентов — невероятно. Никто не поверит. И самое главное — машины не выдержат. Брак пойдет. Деньги? Я их зарабатываю достаточно. Личную автомашину? Летом подойдет очередь на «Москвича». Я его сам куплю, без всяких махинаций. Девушка, которую я люблю, — моя невеста. А в институт я сам попаду. Меня примут в первую очередь. Вот, правда, помощник мастера у нас стерва… Но мы его сами на первом же партийном собрании… Вот так, папаша. Зачем же ты мне нужен?» Видите? Полная ограниченность. Никакой фантазии! И вот только в вас я вижу человека, который умеет мечтать об исключительном. Итак, я могу вас сделать кем угодно: министром, генералом, великим певцом. То есть у вас появятся способности, благодаря которым вы будете хорошим министром. Но сразу вас никто не назначит. Возраст ваш, вашу внешность я изменить не могу. Вы очень быстро пойдете вверх. Лет через десять вы будете министром, если, конечно, захотите. Я вам обещаю.
— Опять десять лет?
— Мой друг, будь вы семи пядей во лбу, в двацать пять лет вы дойдете в лучшем случае до директора завода. Иначе вам никто не поверит. Надо, чтоб все было реально.
Серов вдруг рассмеялся.
— Послушайте, я забылся и говорю с вами на полном серьезе. Что за нелепую тему вы выбрали для разговоров? Можно подумать, что вы волшебник.
— А что?
— Шутки в сторону.
— Разве у вас не прошла голова? Разве я не угадал ваши мысли? Потом вы все равно мне не поверите, пока не убедитесь на собственном опыте.
— Понял. Вы хотите занять у меня денег?
— Я давно говорил, что скептицизм весьма развит у современной молодежи.
— Вольф Мессинг тоже отгадывает мысли.
— Ага, хоть в него вы верите! А я пошел дальше. Меня пока не признают, но скоро признают. Вот тогда я получу патент в Комитете по изобретениям. А пока слушайте. Вы можете думать, что я сумасшедший. Но что вам мешает поверить мне этой ночью? Не будем сейчас спорить. Днем вы убедитесь в моей правоте. Кстати, все основано на последних достижениях науки. Если уж машину научили играть в шахматы, представляете, что можно сделать с человеком? Подробно объяснять не буду, коротко, в принципе. Ваш мозг — электромагнитные волны. Ваши навыки — особое взаимодействие между ними. Я вас загипнотизирую, и, когда вы проснетесь, электромагнитные волны вашего мозга начнут по-другому взаимодействовать. То есть у вас появятся те способности, о которых мы с вами договоримся. Понятно?
— Почти. На сегодня я принимаю вашу игру. Это даже интересно. Итак, я хочу быть мужем Лены Соколовой.
Старик всплеснул руками и забегал по комнате. Потом он расстегнул воротничок кителя, подошел к кровати, расправил часть покрывала, чтобы не садиться на простыню, и сел.
— Дорогой мой Игорь! Я боюсь, что ошибся в вас. Миллионы раз в жизни повторялось, что он любит ее, а она нет. И каждый раз он хочет отдать для нее все, даже жизнь. Ведь это скука, понимаете? И не думайте так много о женщинах. Они придут к вам в тот самый момент, когда вы совершенно перестанете о них думать. И если вы выберете правильный путь, Соколова станет вашей женой. Уж я-то знаю женщин!
Шагреньев вздохнул и тупо уставился в угол шкафа.
— Вот Феня, эта восьмидесятилетняя бабка, ваша соседка, в конце прошлого века была красавицей. Один в деревне из-за нее повесился, а молодой барин запил… Вы видали мать Соколовой? Ну и как?
Игорь поморщился. Лена не будет такой. Хотя…
— Так на чем вы остановились?
— На четырнадцатом доказательстве.
— Короче, сделать вас очень талантливым математиком? Это другой разговор. Предупреждаю: доктором наук вы будете наверняка, но не раньше, чем через четыре года. Придется сдавать экстерном за университет, за аспирантуру. Для вас это не составит труда. Но время.
— А дальше?
— Дальше! Большой ученый. Вы же любите математику!
— Да. Но, может, у меня появится бас?
— Пожалуйста. Лучше, чем у Рейзена.
И Серов вдруг вспомнил, как на хоккее Лена не сводила глаз с Маркелова.
— А не стать ли мне спортсменом?
— Ради бога! Например, конькобежцем. Наш знаменитый конькобежец, между прочим, член ЦК комсомола. Как видите, открывается блестящая перспектива, и не только в спортивном отношении. Потом, когда здоровье не позволит вам бегать, станете видным общественным деятелем. Успеете объездить все страны мира. Все будет зависеть от вашего желания.
3
Примечание автора. Эту историю передал мне Леонид Маркелов, ссылаясь на очень подробный рассказ Игоря Серова. От себя Маркелов добавил: «Только удивляет меня фамилия: Шагреньев. Мистика! Времена Бальзака и «Шагреневой кожи» давно прошли».