– Помилуй, князь-государь Андрей Юрьевич, – горячо продолжал Пётр Кучков начатый разговор. – Всё в Боголюбово и в Боголюбово. Подворье целыми днями без тебя пустое стоит.
– Слышал, что Боголюбским меня прозвали, – засмеялся Андрей Юрьевич. – Так и говорят: князь Андрей Боголюбский.
Пётр смущённо отвёл глаза. Собака-Анбал, как всегда, донёс. Что ни услышит, каждое слово передаёт князю.
– Не в прозвании дело, князь-государь. В том беда, что снова доступа к тебе нет. Вести же из городов поступают важные.
– Назови к примеру.
– К примеру, государь, князь Ярослав Галицкий собирает силу воевать киевский стол.
– Какие у князя Галицкого на то права?
– Не ищет он прав. «Выдай, – говорит, – моего врага смертного Ивана Берладника, а не то под Киев с воями явлюсь». Поддержку он ждёт от короля венгерского и польских князей.
Андрей Юрьевич перестал смеяться: далеко у Осмомысла дело зашло, если Кучковы о планах его прознали.
– Иван Берладник про козни врага своего оповещён, и, при его благородстве, он князя Изяслава не подведёт, – проговорил Андрей Юрьевич строго. – Что же касается новой грызни за киевский стол, то ведётся она впустую. Сердце Руси переместилось в срединные земли, и венчаться на великое княжение отныне станут не в киевской Софии, а в Успенском владимирском храме.
– Правда твоя, государь.
Про себя боярин подумал: «Притворяется князь-государь, что к Киеву безразличен. Сам про всё уведомлён тайно. Ни одной вестью его не удивишь. Лиса хитрая».
– Смотри-ка, брат Пётр! – весело воскликнул Андрей Юрьевич. – Строитель пожаловал. Редко он наведывается к нам на холмы.
Пётр обернулся, увидел спрыгнувшего с коня Строителя. Тотчас рядом с прибывшим очутился Кузьмище Киянин. С измерительными линейками в руках подоспели оба германца. Все четверо двинулись по гребню валов мимо дворца и лестничной башни к Рождественской церкви, возведённой по окна. Опояска из сверкающих медью колонок уже закружилась по белым стенам. Выше побежала дорожка-поребрик из небольших камней, уложенных на ребро.
– Сам дело бросил, другим прибыл мешать, – пробормотал Пётр. – Германцы почище в зодчестве разбираются. Пока он над храмом во Владимире бьётся, они в Боголюбове город поднимут.
– Иной храм как раз с город будет, – наставительно заметил Андрей Юрьевич и кротко добавил: – Давно, брат Пётр, собирался тебя спросить: за что не терпишь Строителя? Лицом бледнеешь, едва он появляется рядом.
– За то не терплю, государь, что не по чину заносчив. Откуда прибыл, из каких происходит? Ничего неизвестно. Имя и то утаил. А держит себя, ни дать ни взять, родовитый боярин.
Князь наслаждался бешенством своего окольничего.
– Что имя? – произнёс он задумчиво. – В каждое имя своё значение вложено. Андрей по-гречески значит «храбрый», Пётр – «скала». Строитель – «строитель» и есть. А что держит себя с достоинством, на то причина имеется.
– Какая причина? – не выдержав, полюбопытствовал Пётр. – Сделай милость, скажи, государь.
– Бояр у нас развелось, словно сорной травы при дороге, а Строитель на целую Русь, быть может, один.
Пётр прикусил губу. Чего добивался великий князь, унижая боярство? Мизинными людишками надумал себя окружить?
– Потому-то, брат Пётр, – продолжал Андрей Юрьевич, – мы с тобой в одиночку друг с дружкой стоим, а Строитель со свитой движется. И летописец при нём, и германцы его суждением интересуются, видишь, на стены указывают.
– Вижу и то, что сюда направляются. Дозволь удалиться, государь, не хочу смешаться с его окольничими.
– Ступай, остуди в холодке горячее сердце.
К камнесечцам Строитель спустился вдвоём с Кузьмищем Киянином. Стоявшему возле навеса князю он сказал:
– Германцы план выдерживают во всех измерениях. Камни ложатся на предназначенные им места.
– Твердыня с дворцом и церковью поднимется не хуже, чем у них на Рейне, – обрадованно подтвердил князь. – Ни в оборонной мощи, ни в красоте – Боголюбово ни в чём не уступит.
– Зодчество уподобляют музыке, – сказал Строитель и медленно двинулся мимо плит, лежавших у ног камнесечцев.
Камнесечцы работу прервали. Строителя слушали стоя.
– У каждого народа свои мелодии, свой звуковой лад, – говорил Строитель, разглядывая резьбу. – Музыка рейнских замков – это гремящие цепи подъёмных мостов, гул переходов под тёмными сводами, плеск глубокой воды во рвах. Боголюбово – крепость. Но лад здесь будет иной. Его зададут белые стены и золочёные кровли, вскинувшиеся над рекой. Словно в избе, которую рубят для мира, не для войны, окна и входы украсит резьба.