Когда-то он без памяти влюбился в Тринити, официантку из паба, что он посещал, пытаясь не забыть о родине.
Она была на три года моложе него, носила парик из светлых волос, блистала короткой юбкой, открывающей длинные ноги, и мечтала иметь огромный дом и пять детей.
Он добивался ее, почти пять лет.
Водил на свидания, ждал после работы, пытался выполнить любую прихоть, и Тринити бы не сдавалась ещё лет пятнадцать, если бы не беременность.
Зато для Говарда настали деньки безмятежности, когда больше не нужно корчить из себя мачо и тратить всю свою зарплату на свидания.
Теперь она просто жена, а он может разбрасывать носки по всему дому, читать газету в туалете часами, ложиться спать в одиннадцать и требовать завтрак ранним утром.
— Говард!
Вздрогнув, мужчина переводит недоумённый взгляд с дочери на жену.
Кажется, Мия находится в некоторой заторможенности, всё ещё рассматривая замотанную в кокон скотча куклу.
— Что? – голос выходит тихим и жалким.
Говард вообще был жалким созданием.
— Ты слышал, что я сказала?
Зато Тринити громкой, звонкой и непозволительно визгливой для её роста.
Заправив за ухо прядь тёмных волос, она раздражённо вздыхает, опускаясь в кресло напротив мужа.
Говард морщится, созерцая её морщины, усыпавшие руки и выступившие жилы. Обручальное кольцо больше не кажется произведением искусства, на тонком, изящном пальчике, скорее чем-то блестящим на старой, сухой ветке.
По крайней мере, его возраст пощадил, тогда, как она в свои тридцать девять выглядела на пятьдесят.
— Кукла? – подняв в воздух Барби, Мия устремляет на Говарда взгляд полный недоумения и тот разводит руками.
— Пришлось делать срочную операцию, я старался, как мог. Собрал тебе пластмассового Франкенштейна с титьками, а ты не довольна?
— Говард! – восклицает Тринити, изумлённо открыв рот. – Ей пять лет!
— Она должна знать, что это такое, - бормочет Говард, закатив глаза.
Обернувшись назад, Тринити пытается рассмотреть Логана в тёмной улице.
— Успокойся, он наверняка дома у Джима. Что может случиться? Приедет завтра.
— Я не отпускала его ночевать, - Тринити бьёт рукой по колену. – К тому же мать Джима водит не самые лучшие компании. Я бы не хотела, чтобы мой сын видел таких людей.
Усмехнувшись, Говард скрещивает руки на груди.
— Он сбежит от нас в Нью-Йорк при первой возможности, поверь дорогая, там таких людей предостаточно.
Пока Тринити что-то наскоро отвечала ему, а Миа вновь начала плакать над куклой, когда её нога опять отвалилась, зазвонил телефон.
Семья замерла.
Тринити резко замолчала, Говард подавил усталый зевок, а Мия замерла с глазами полными слёз, и ртом, полным слюны.
— Это ещё что… - пробормотала Тринити, подхватывая трубку. – Да?
Говард устало потёр виски.
Пора спать, хватит с него этих семейных скандалов, ему просыпаться в шесть, очередной привоз свежего мяса по четвергам ещё никто не отменял.
— Боже мой… - восклик Тринити заставляет его остановиться.
Поднявшись, Говард недоумённо хмурится, наблюдая за тем, как его жена превращается в дочь на грани истерики.
— Да, да, мы приедем, - со звоном бросив трубку, Тринити бросается к нему на шею.
Изумлённо округлив глаза, Говард неловко гладит её по спине, уже позабыв, когда она в последний раз так просто бросалась в его объятия.
— В чём дело?
— Логана сбила машина. Он в больнице. У него сотрясение, перелом ноги и… что-то разорвалось внутри, ему нужно срочное переливание, мы должны быть там.
Кивнув, Говард собирает Мию за несколько секунд.
Надевает на неё крохотное пальтишко, берёт сломанную куклу, хватает ключи от машины и гасит в доме свет.
Идеальный момент для того, чтобы показать, что он мужчина. Глава семьи.
— ***-
— Познакомьтесь, это Флор Оукман, - женщина лет семидесяти, кивает в сторону женщины, что стоит позади неё и та широко улыбается, опуская рукав тёмно-синей водолазки.
Говард ненавидел больницы. Все куда-то спешили, всё время звонил телефон, да и запах лекарств и чьей-то смерти не вносил оптимизма для пребывания здесь.
— Мистер Андерсон, миссис Андерсон, - кивнув, женщина вновь улыбается.
В отличи от старушки, что сжимала в руках пакетик тёмной крови, Флор выглядела, как скорее заблудшая душа, нежели медсестра, не смотря на медицинский костюм.
Говард помнил медсестёр своего детства. Все они были старыми, морщинистыми, обрюзгшими, злыми и больно делали уколы.
Флор была свежей, загорелой, темноволосой красоткой, что могла бы вышагивать по подиуму лет пять назад, но судя по тонким сеткам морщин, ей перевалило слегка за тридцать.