— Если ты так сделаешь, то я до конца своих дней буду закармливать тебя гамбургерами, пока тебя не раздует до таких размеров, что в дверь пролезть не сможешь, - торжествующе провозглашает Роксана, скрестив руки на груди.
Поджав губы, Лоис судорожно вздыхает.
Резко развернувшись, девочка спешит к выходу из густой толпы жарких людей.
— Почему-то мне кажется, - усмехнувшись, Меб закатывает глаза. – Что, не смотря на твоих ухажёров и ночные вылазки с битой, воспитывать её труднее.
Подхватив из рук матери бумажные пакеты, Роксана устало качает головой.
— Лоис была такой… нежной в детстве, я думала, с ней будет просто.
— Нежность воплотилась в избалованность и вредность. Я не понимаю, что у неё в голове. Она надевает короткие юбочки, тонкие топики, даже когда холодно и ликует от каждого плотоядного взгляда, устремлённого на неё.
Покачав головой, Роксана обречённо пожимает плечами.
— Что мы можем сделать? К сожалению, взломать мозг чужого человека, будто кодовый замок, невозможно.
— Очень жаль, а то я бы многим голову взломала. Тебе кстати тоже.
Сжав пакеты в руках сильнее, Роксана старательно усмехается.
— О чём ты? Я вся как на ладони.
Пожав плечами, Меб бросает на Роксану встревоженный взгляд.
— Я боюсь… твоего нового мира, - на секунду Меб замолкает, позволяя дочери переварить услышанное. – Я боюсь, что те люди.… Нет, я не имею ввиду цвет их кожи, я скорее думаю об их статусе. Они богатые, уверенные в себе, наглые, избалованные, и я не хочу, чтобы моя дочь стала своей среди них.
— Это не правда, - Роксана отрицательно мотает головой. – Не все такие. Да, они есть, но я с ними не общаюсь.
— Я понятия не имею, с кем ты общаешься, - голос Меб становится на октаву ниже. Обычно он так срывался лишь, когда она действительно о чём-то беспокоилась.
— Я бы познакомила тебя со своими друзьями, если бы к нам в район можно было бы привести кого-то с бледной кожей и не бояться, что он уже не вернётся домой.
Махнув рукой, Меб слабо улыбается.
— Да брось, у нас не настолько опасно.
— Да? То есть слова Ларка в прошлом году о том, что один «белый» труп в неделю, это маловато, не долетели до твоих ушей?
Меб старательно смеётся в ответ, но смех получается резким, царапающим ухо.
— Мальчик просто неудачно пошутил.
— Мам, я когда-то была с ними. Я видела, как они грабят, и как калечат этих людей, я не подвергну своих друзей такой опасности.
Приблизившись к дочери, Меб кладёт руку ей на спину.
— Ты хочешь сказать, что эти люди стали настолько важны для тебя?
— Разве не ты учила меня смотреть в сердце, а не на цвет кожи?
Улыбнувшись, Меб качает головой.
— Когда ты стала такой умницей?
Пожав плечами, Роксана наслаждается секундой, когда мама целует её в щёку и проводит рукой по волосам, точно пытаясь поправить хвостики своей маленькой дочке.
— Я всегда такой была… ладно, идём, Лоис уже наверняка бьётся в истерике, а мне ещё нужно в парикмахерскую, на поиски нового образа.
~***~
Автомагистраль I-80, ведущая в Сан-Франциско.
Клео знала её слишком хорошо, чтобы позволить себе выглянуть в окно.
Так всегда.
Смятая погода. Недостаточно холодно, недостаточно тепло и куча воспоминаний, что холодным ворохом сырой одежды падает на голову.
Школа-интернат Лоуэлл.
Самая старая, частная школа реки Миссисипи.
Очередь на четыре года, встревоженные мамаши и перепуганные дети, не готовые начать жить самостоятельно.
Четыре кровати в комнате. Комендантский час, соседки, шушукающиеся за спиной о том, что ты ещё не начала краситься и понятия не имеешь, что такое щипцы для завивки ресниц.
Клео для них была страшно неповоротливой.
Каждая из правильных девочек обладала невероятной способностью ночью превращаться в плохую девчонку, скинув с себя плиссированную юбку и забыв об ободке.
Днём они были такими примерными, проводили перемены в библиотеке, слушались коменданта, съедали всё брокколи с тарелки, записывали каждое слово, слетавшее с губ учителя на занятии, а ночью превращались в дьяволиц.
Прекрасных, раскованных и смелых.
Распахивали окна, хихикали, крича мальчикам, чтобы они ловили их на улице и не смели рассматривать трусики.
Клео лишь смотрела им вслед, восседая на постели с кипой учебников и зубря очередной абзац.
Она им не завидовала. Ей нравилось оставаться одной и не слушать, как они листают журнал её матери, комментируя каждую фотографию.
У неё не было подруг. Девчонки смеялись над ней за то, что дочь столь восхитительной женщины, законодательницы трендов не имела собственного стиля, не интересовалась модой и никогда не рисковала.