Мимо летел майский жук, увидал девочку, обхватил ее за тонкую талию лапкой и унес на дерево, а зеленый лист поплыл дальше, и с ним мотылек — он ведь был привязан и не мог освободиться.
Ой, как испугалась бедная Дюймовочка, когда майский жук взлетел с ней на дерево! Но больше всего она была огорчена из-за красивого белого мотылька, которого она привязала к листу: если ему не удастся освободиться, он умрет с голоду. Но майскому жуку и горя было мало. Он уселся с Дюймовочкой на самый большой лист на дереве, угостил ее сладким цветочным соком и сказал, что она очаровательна, хоть и совсем не похожа на майского жука. Потом прилетели с визитом другие майские жуки, которые жили на том же дереве. Они разглядывали Дюймовочку, а барышни майские жуки пожимали щупальцами и говорили:
— У нее только две ножки, как это печально!
— У нее нет щупальцев!
— Какая у нее тонкая талия! Фи, как она похожа на человека! Как она некрасива! — сказали в один голос все дамы майские жуки.
А ведь Дюймовочка была прелестна. Это находил и майский жук, который принес ее, но когда все остальные жуки сказали, что она безобразна, он поверил этому и не захотел держать ее у себя. Пусть идет, куда хочет! Он слетел с ней с дерева и посадил ее на ромашку. Тут Дюймовочка заплакала: ей было горько, что она такая некрасивая — ведь даже майские жуки не захотели держать ее у себя. А на самом деле она была такая нежная и ясная, как самый прекрасный розовый лепесток.
Все лето прожила бедная Дюймовочка одна-одинешенька в большом лесу. Она сплела себе из травинок постельку и подвесила ее под лопушиный лист, чтобы дождик не замочил ее. Она питалась сладкой цветочной пылью и пила росу, которую каждое утро находила на листьях.
Так прошли лето и осень, приближалась зима — холодная, длинная зима. Все птички, которые так красиво пели Дюймовочке, улетели, цветы и листья завяли; большой лопух, под которым она жила, свернулся, и от него остался только желтый, увядший стебель.
Дюймовочка ужасно зябла, потому что платьице ее изорвалось, а сама она была такая нежная и маленькая, что боялась замерзнуть совсем. Пошел снег, и каждая снежинка для нее была все равно, что целая лопата снега для нас: мы-то ведь большие, а она была всего с дюйм. Она завернулась в сухой листик, но он плохо грел, и бедняжка тряслась от холода.
Возле самого леса, куда она попала, лежало большое хлебное поле: хлеб давно уже был убран, и только голые сухие соломинки торчали из мерзлой земли. Дюймовочка шла между ними, как в густом лесу, и вся дрожала от холода. Так она пришла к норке, прикрытой сухими былинками. Тут жила полевая мышь. Она жила в тепле и довольстве, хоромы ее были битком набиты зерном, кухня и кладовая были великолепны. Бедная Дюймовочка стала возле дверей и, как нищенка, попросила подать ей кусочек ячменного зерна, — вот уже два дня, как она ничего не ела.
— Ах, ты, бедняжка! — сказала полевая мышь; она была, в сущности, добрая старуха. — Иди ко мне в мой теплый дом и поешь со мной.
А так как Дюймовочка ей понравилась, то она сказала:
— Можешь оставаться у меня на всю зиму, только смотри, хорошенько убирай мои комнаты и рассказывай мне сказки, — я до них большая охотница.
И Дюймовочка делала, что приказывала ей добрая старая мышь, и зажила отлично.
— Скоро у нас будут гости, — сказала полевая мышь. — Мой сосед обычно посещает меня раз в неделю. Он живет в еще большем довольстве, чем я; у него огромные залы, и он носит богатую черную бархатную шубу. Вот если бы тебе посчастливилось выйти за него замуж, ты бы отлично пристроилась. Но только он слепой. Ты должна рассказать ему свои самые чудесные сказки!
Но Дюймовочке не понравился сосед. Ведь это был крот. Он пришел с визитом в своей черной бархатной шубе. Он был такой богатый и ученый. Его хоромы были в двадцать раз больше квартиры полевой мыши, но он терпеть не мог ни солнца, ни прекрасных цветов и так дурно отзывался о них — он ведь никогда не видел их. Дюймовочке пришлось петь, и она спела песню и про майского жука, и еще другую, и крот влюбился в нее, очарованный ее прелестным голоском.
Немного погодя крот прорыл длинный подземный коридор от своего дома до их жилья и разрешил полевой мыши и Дюймовочке гулять по коридору, когда им вздумается. И он просил их не пугаться мертвой птицы, лежавшей там. Это была настоящая птица, с перьями и клювом, умершая, вероятно, совсем недавно, в начале зимы, и похороненная как раз в том месте, где он прорыл свой коридор.