– Пойдешь со мной в таверну? Мы там собираемся сегодня с ребятами.
Старик отрицательно покачал головой.
– Я лучше посплю. Иногда твои песни действуют мне на нервы.
Гурни пожал плечами.
– Ну что ж, отдыхай, коли так.
Гурни вошел в свою каморку и извлек из ветхого шкафчика самое главное свое сокровище: старый балисет – девятиструнный музыкальный инструмент. Правда, Гурни играл только на семи струнах, так как двух струн не хватало, а замены не нашлось.
Гурни нашел сломанный инструмент на свалке, отскоблил его шкуркой, отлакировал, исправил поврежденные детали – на это ушло целых полгода, а потом научился извлекать из балисета нежнейшие звуки, когда-либо слышанные им, хотя балисет звучал не во всем диапазоне своей тональности. Гурни проводил часы, учась играть, и в конце концов научился воспроизводить услышанные мелодии и сочинять свои. Он мог проводить массу времени, подтягивая струны и подкручивая балансировочные колесики.
Когда стемнело, мать уселась в кресло, положив на колени тяжелый фолиант Библии – женщину умиротворяло не столько содержание священной книги, сколько ее внушительный вес.
– Не задерживайся, – напутствовала мать сына сухим, без выражения, голосом.
– Я ненадолго, – ответил Гурни, понимая, что даже если он не придет ночевать, то мать вряд ли это заметит. – Завтра опять копать траншею, надо выспаться.
Он согнул руку в локте, демонстрируя матери развитую мускулатуру, изображая энтузиазм по отношению к работе, которая, как все они понимали, не кончится никогда. По грязной узкой улице Гурни направился в таверну.
Несколько лет назад в деревне разразилась эпидемия какой-то смертельной лихорадки и четыре дома опустели. Жители деревни собрали из этих четырех домов один, построив себе общественное здание. Это, в общем, не противоречило строгим установлениям Харконненов, хотя начальство посмотрело на строительство косо. Таверна, однако, уцелела.
Гурни присоединился к небольшой группе людей, уже собравшихся здесь. Многие были с женами, один из мужчин спал, уронив голову на стол. Он был не столько пьян, сколько измотан работой. Кружка водянистого пива стояла на столе, выпитая только наполовину. Гурни подкрался к спящему, ударил по струнам балисета и громким аккордом вмиг пробудил спящего.
– Друзья, я сочинил новую вещь. Это, конечно, не тот гимн, к которому привыкли наши матери в стародавние времена, поэтому, подпевая мне, вы будете безнадежно врать мелодию, но я подучу вас.
Среди присутствующих не было хороших певцов, но само пение доставляло людям удовольствие, так как отвлекало от мрачных будней и скрашивало жизнь, делая ее полнее.
Энергично ударив по струнам, Гурни запел ироничные слова, положенные на знакомую старую мелодию:
Закончив песню, Гурни изобразил на своем широком, плоском лице улыбку и поклонился в благодарность за воображаемые аплодисменты. Один из слушателей хрипло произнес:
– Берегись, Гурни Халлек. Если до Харконненов дойдет весть о твоем искусстве, то ты попадешь в Харко и споешь для самого барона.
Гурни издал непристойный звук.
– У барона нет ни на грош музыкального слуха, особенно для таких песен, как мои.
Раздался взрыв хохота. Гурни поднял кружку и отхлебнул кислого пива.
Дверь распахнулась, и на пороге показалась сестра Гурни, Бхет. Льняные волосы развевались, лицо раскраснелось.
– Полицейский патруль! Мы видели огни. С ними тюремный воронок и десяток солдат.
Всех присутствующих как громом поразило. Двое кинулись к дверям, а остальные застыли на месте, всем своим видом выказывая полное поражение и страх.
Гурни извлек из балисета успокаивающий аккорд.
– Успокойтесь, друзья. Разве мы делаем что-то противозаконное? «Виновный сам чувствует и выдает свое преступление». Мы просто веселимся в приятной компании. Харконнены не могут арестовать нас за это. Мы же показываем всем, что мы счастливы, что нам хорошо, мы рады работать на Харконненов и их миньонов. Правда, ребята?
Ответом Гурни было мрачное бормотание, которое при желании можно было истолковать как согласие. Гурни отложил в сторону балисет и подошел к окну таверны как раз в тот момент, когда тюремная машина остановилась на центральной площади деревни. За стеклами кабины виднелись силуэты человеческих фигур, и, насколько понял Гурни, все арестованные были женщины. Он ободряюще похлопал сестру по плечу и постарался сохранить присутствие духа, хотя понимал, что Харконненам не потребуется много объяснений для того, чтобы схватить новых пленников или пленниц.