Из всех президентов, которых я застал в Но-iiDM Свете, самым необычным был Джимми Картер. По-моему он приходился Америке дядей. Порядочный, интеллигентный, толковый (физик), но слегка чудаковатый (на инаугурацию пришел в джинсах), немного не от мира сего, симпатичный идеалист и, конечно, неудачник, Картер был тем любимым родственником, о ком не говорят с соседями.
Рейган выбрал себе куда более выигрышную роль: румяный, бодрый дедушка, калифорнийский Санта Клаус. Он очаровал Америку снисходительностью. Ему все прощалось, потому что и сам он готов был многое прощать. Деду строгость не положена: детей воспитывают, внуков балуют.
Старший Буш провел слишком много лет в тени Рейгана - под крышей Белого дома. Неудивительно, что когда пришло его время, он устроил тихий бунт. Если вице-президентом Буш являл собой образец лояльности, то, оказавшись президентом, он стал тем, за кого Рейган себя выдавал. Один говорил о религии, другой ходил в церковь. Первый рассуждал о важности семейных уз, второй окружил себя любящей семьей. От Буша исходила эманация пуританской строгости, замешанной на новоанглийских добродетелях: терпение, настойчивость, трудолюбие, умеренность, хорошие манеры, спортивная честность, джентльменская щепетильность. Что не помогло этому Бушу задержаться в Белом доме. Возможно, ему помешал образ сурового отца, всегда готового прочесть нотацию разбалованным Рейганом избирателям. Так и не освоив «искусство быть дедом», 1»уш-старший уступил Клинтону, которому возраст и поведение вроде игры на легкомысленном саксофоне позволяли играть лишь одну роль - брата, кому - старшего, кому - младшего. О том, насколько удачен был этот образ, говорят два президентских срока. Вооруженный неумным либидо, хрипловатым голосом и мальчишеской улыбкой, Клинтон сохранил симпатии Америки, сказавшей в разгар знаменитого скандала «Разве я сторож брату моему?»
С Бушем-младшим - все просто. Он так и называется «Буш-сын», конечно, - блудный. I [ережив трудную борьбу с алкоголем, Буш нашел себе религию. Он не думает, а знает, что Бог есть. Убедившись на собственном опыте в ТОМ, что вера делает людей сильнее, а мир лучше, Буш сумел вернуться к семейному (президентскому) очагу другим человеком. И этого ему не забыла та - милосердная - часть избирателей, которая любит раскаявшегося грешника больше праведника, не знавшего искушения.
Если бы Джон Керри и стал президентом, то он все равно не сумел бы попасть в число кронных родственников Америки. Зная три Явыка, не считая немецкого, умея готовить бу«айбес, разбираясь в старых винах и еще более I старых картинах, читая наизусть Киплинга и» Элиота, Керри слишком не похож на рядово- t го американца, чтобы быть им. Поэтому он I мог войти в семью избирателей только на пра- • вах зятя, но большая часть Америки не согла- I силась отдать ему руку и сердце.
СИНЯЯ БОРОДА
обираться в Америку мы, как все, начали с книг, ибо в однотонный контейнер не влезали журналы, начиненные гражданскими опусами. Пришлось вырывать самое дерзкое: Лакшин, Тендряков, «Уберите Ленина с денег». Ободранные, как норки, листы нуждались в защите, и нам пришлось освоить ремесло переплетчиков. На обложки шел украденный в одной доверчивой конторе дерматин таежного цвета. Клеем служил сваренный бабушкой мучной клейстер. Его-то и обнаружили голодные нью-йоркские тараканы, когда багаж прибыл по месту назначения. Годами мы боролись с их алчностью, пока не переехали в чистый пригород. Теперь знакомый запах будит лишь мой аппетит, когда я Синей Бородой спускаюсь в под-нал, чтобы выбрать на ночь очередную жертву. Я знаю, что у моногамии есть свои сторонники. В Северной Каролине мне приходилось видеть целые магазины, торговавшие одной Книгой. Сам я, однако, люблю гаремами, что не Z мешает мне быть одновременно всеядным и* взыскательным. Придирчиво осмотрев спере- I ди и сзади (чтобы познакомиться с тиражом и* корректором), я пробую ее наугад. Впопыхах • нельзя влюбиться, но можно узнать, стоит ли* стараться. j
Опыт помогает отличить ту, которая лома- «ется, от той, что и сама бы рада, да не знает, I как помочь. Так у меня вышло с «Поминками • по Финнегану». Поверив на слово, я отдал им* три месяца. В начале четвертого, уже дойдя до; 11-й страницы, я решил разделить удовольст-* вие с товарищами по несчастью. Они провели* с книгой много лет, но проникли в нее не глуб- • же моего. В определенном смысле я, зная, как I» и автор, русский, оказался в выигрышном по- j ложении. Это выяснилось, когда мне удалось • расшифровать непонятное всему миру слово» «MANDABOUT».
«
- Про это, - перевел я, зардевшись.
Устав от триумфа, я отложил Джойса на по-* том. Судя по тому, сколько книг там скопилось,* «потом» - верная гарантия бессмертия. I
В Риге у меня был знакомый старичок, заму- • ровавший книгами свою квартиру. Войти в нее I можно было не дальше прихожей, которую он • делил с малогабаритными любимцами - угрем в • I узком аквариуме и собачкой без хвоста. Несмот-\ ря на преклонный возраст, а вернее - ввиду его, • он каждый день покупал по книге, рассчитывая • с их помощью отдалить неизбежное. Мне чуждо • суеверие. Я знаю, что умру, но верю, что не! раньше, чем полюблю каждую - как папаша Ка-; рамазов.
- Обратного пути нет, - говорю я жене, ревI нующей к библиотеке и подбивающей избавить• ся от балласта. I Сама она ищет в книгах пользу, читая из эко-; номии одну и ту же: «Как реставрировать ста• рую мебель». - Вам нравится, - спросил мой наивный • приятель, - реставрировать старую мебель? - Нет, - удивленно ответила она, - мне нра• вится читать о том, как реставрировать старую • мебель.
Это я как раз понимаю. У меня самого хра-j нится «Товарищ юного снайпера». Всякий свод** бесполезных знаний - как звездное небо, пре-J красное и недостижимое. Не зря чаще всего я • люблю энциклопедии. Большую советскую, '. правда, пришлось отдать в нехорошие руки по-? еле того, как там не нашлось статьи «Вьетнам-I екая война». Она оказалась в томе на «А»: «Аг• рессия? американской военщины против трудо• любивого вьетнамского народа». Зато мне до• гыь amp;п/ымыги J. ijiiiiu \^Г1Г1У1Л D\jrVJ/J,?\ стался в наследство от одной вовремя развалив-* шейся организации «Брокгауз».;
- Хотите знать, как делается вобла? Кто же* не хочет.*
Неудивительно, что я держал все 90 томов • под рукой, пока в кабинете не просели балки. I
Воспользовавшись тревогой, жена бросилась \ в атаку. Я сопротивлялся, как мог:
- Что значит «читал»? Что значит «знаешь,* чем кончится»? А родной изгиб сюжета? А то • место, где Джордж уронил в Темзу свою рубаш- t ку, думая, что она чужая?*
Но перед угрозой строительного коллапса* жертвы были неизбежны. Прощаясь, я три дня I составлял «список Шиндлера». Остудив сердце j и спрятав от греха подальше любимый Сталин- «ский раритет - «В Нью-Йорке левкои не пах- • нут», я углубился в самые пыльные полки. Обре-» ченных набралось с три сотни, в основном - t стихи. •
Дело не в том, что я их не люблю, суть в том, t что их мало надо. Хорошего стихотворения хва-» тает надолго, в идеале - навсегда. Поэтому я бе- • ру стихи в горы: спрессованное, как гороховый t концентрат (отрада пионерского туриста), чте- «ние. Остальные читаю дома - даже во сне. Зна-» ющее грамоту подсознание Фрейд бы назвал ин-* версией природы, но мне нравится этот вывих «души, позволяющий и ночью не расставаться с автором.
Новичком я презирал Белинского за то, что он, простодушно переписывая полюбившееся, еще кручинился: «Всего пересказать нельзя». Сегодня я его понимаю. О книгах надо писать, как о людях. Лучше всего мы помним тех, кто подставил подножку, вывел из себя и привел к иному. Даже лишенная событий жизнь испещрена такими встречами.
Пожалуй, только это и называется критикой. Другим занимаются евнухи. Не в силах любить, они знают о книгах все, кроме главного. Еще глупее те, кто читает, чтоб стать умнее. - Эрудиция? Есть, чем хвастаться. Знания, подаренные любовью, не требуют усилий: найдите в мире мальчишку, который бы не знал, что такое угловой.????,? •? •, 4ntHl\ -,.?,,;«?«-и'.й' -к,,:, л,,:-и;.,;,((.,'…; •;;•.,…
*