– Владыка Калесгос! – вскричал Наригос. – Владыка Калесгос, мы погибли! Все пропало!
– Что стряслось? Успокойся, друг мой, не части, – сказал Калесгос, хотя при виде панического ужаса, охватившего Наригоса, у него сжалось сердце.
Обычно Наригос держался спокойно, а в то напряженное время, когда Кейлек с Аригосом соперничали за роль Аспекта, показал себя одним из самых справедливых, незашоренных синих. Видя его в таком смятении, Калесгос никак не мог не встревожиться.
– Радужное Средоточие! Оно исчезло!
– Исчезло? Что значит «исчезло»?
– Его похитили!
Услышав это, Кейлек едва не онемел от ужаса. Мысли в голове пустились в бешеный пляс. Радужное Средоточие было не просто предметом неимоверной магической мощи, но и очень дорогой, бесценной для синих вещью, принадлежавшей стае с незапамятных времен. Подобно многим древним реликвиям, само по себе оно не являлось ни добрым, ни злым, однако могло быть употреблено как во благо, так и во вред. И такое случалось. Некогда с его помощью магическую энергию Азерота направили на оживление чудовищной твари, коей не следовало бы жить и дышать ни единой минуты.
Одна мысль о том, что Радужное Средоточие утрачено, перешло в руки тех, кто может использовать его силу для…
– Но ведь затем-то мы и решили перенести его в новое место, – пробормотал Калесгос.
Каких-то пару дней назад, дабы избежать именно этого, Калесгос с несколькими другими предложил синим забрать Радужное Средоточие из Ока Вечности и спрятать понадежнее, и сейчас вспомнил собственные доводы заново.
– Многие из наших тайн уже общеизвестны, а стая уменьшается с каждым днем, – говорил он. – Рано или поздно это непременно придаст кому-нибудь храбрости. На Нексус уже нападали, Радужное Средоточие уже использовали в темных целях. Нам нужно позаботиться о его сохранности. О том, что реликвия находится в Нексусе, уже сейчас известно всему Азероту, а ведь в один прекрасный день Нексус наверняка вновь станет уязвим.
И вот этот день настал, хоть и не так, как представлял себе Кейлек. Синие порешили снарядить небольшой отряд, который перенесет реликвию к Ледяному морю, на берега Хладарры, а там надежно (как полагал Кейлек) укроет ее в зачарованном льду. Кому, кроме посвященных, придет в голову, будто простая ледяная глыба таит в себе нечто много большее?
– Отчего ты считаешь, что оно похищено? – спросил Кейлек, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. «Ради всего святого, – подумал он, сам не зная, к какой силе обращает сии мольбы, – прошу: пусть все это окажется обычным недоразумением».
– Ни от Верагоса, ни от остальных не получено никаких известий, а Радужного Средоточия в условленном месте нет.
У некоторых из синих – у тех, кто провел рядом с реликвией многие сотни лет – установилась с нею особая связь, и Калесгос просил их последить за ней. К этому времени Радужное Средоточие должно было покоиться на дне океана, под надежной защитой, а тем, кто относил его туда, следовало бы давно вернуться. Да, весьма вероятно, дело в чем-то другом, вовсе не столь уж скверном… но Калесгос принял драконий облик и быстро помчался к Нексусу, а Киригоса с Наригосом поспешили за ним.
Сам не понимая, откуда, он твердо знал: все прочие возможные варианты – не более чем ложные надежды. И это значило, что за каких-то несколько месяцев, которые ему довелось пробыть вначале Аспектом, а после – вожаком стаи, синих драконов постигло не одно, а два худших из мыслимых бедствий.
В холодных пещерах Нексуса царил абсолютный хаос.
Говорили все разом. Каждое слово, каждый взгляд, каждый жест огромных рептилий был исполнен страха и гнева. Некоторые замерли без движения, уныло повесив головы, и это встревожило Калесгоса сильнее прежнего. Сколькие бы из них ни надумали уйти, сколькие бы ни собирались остаться, в эту минуту все они явно жалели, что не ушли отсюда прежде, чем стаю постигнет такое горе.
Оставаясь в истинном облике, Калесгос призвал всех к тишине. Послушалась лишь жалкая горстка, а прочие продолжали крик, будто ни в чем не бывало:
– Да как это могло произойти?!
– Больше надо было послать! Я же вам говорил: больше надо!
– Эта идея с самого начала была – глупее некуда. Останься оно здесь – мы бы глаз с него не спускали!