— Ты и учитель мне, и товарищ.
Я твою просьбу уже исполнил,
Теперь в свой черёд ты мою исполни:
Пойдём и вместе царей отвяжем.
Бодхисаттва дал на это согласие:
— Я и учитель твой, и товарищ.
Ты мою просьбу уже исполнил,
Теперь в свой черёд я твою исполню:
Идём и вместе царей отвяжем.
Затем он подошёл к царям и сказал:
— Разбойник принёс вам немало горя,
Продёрнул несчастным верёвки в ладони,
Вы льете слезы, страдаете тяжко.
И все же по правде мне поклянитесь,
Что вы ему свои муки простите.
Те ответили:
— Разбойник принёс нам немало горя,
Продёрнул несчастным верёвки в ладони,
Мы слезы льём и страдаем тяжко,
Но все же готовы мы в том поклясться,
Что на него не поднимем руку.
— Тогда вот что мне пообещайте, — сказал Бодхисаттва:
— Да будет для вас этот царь отныне
Словно отец или мать родная,
Пусть будет участлив он и заботлив,
А станете вы ему сыновьями.
Они согласно повторили:
— Да будет для нас этот царь отныне
Словно отец или мать родная,
Пусть будет участлив он и заботлив,
А мы ему сыновьями будем.
Так Великий связал их обещанием и позвал людоеда:
— Давай отвязывать их. Тот перерезал мечом верёвку, на которой висел один царь. А царь тот уже неделю не ел, от боли лишился сознания и, когда верёвка его держать перестала, упал на землю. Великому стало жаль его.
— Не стоит так грубо срезать, приятель, — сказал он и, обхватив другого царя руками, прижал его к груди и велел:
— Теперь режь! Людоед перерезал верёвку, а Великий принял царя к себе на грудь, ибо был он силён, и бережно, словно родного, уложил его на землю.
Так они сняли всех царей и промыли им раны. Верёвки из их ладоней Великий вытянул так осторожно, как вынимают нитки из ушей у детей, когда протыкают им дырочки для серёжек, очистил раны, смыл гной и кровь, а людоеду велел натолочь древесной коры. Порошком из неё он посыпал раны, произнёс заклятие истиной, и раны в тот же миг затянулись. Людоед сварил риса, и отваром они напоили всех сто царей. Тем часом стемнело. Назавтра они поили царей отваром уже три раза — утром, днём и вечером, — а на третий день дали им в супе рисовых клёпок. Цари стали крепнуть.
— Сможете вы идти? — спросил их Великий. — Сможем, — отвечали они.
— Ну что, любезный людоед, пойдём домой? Но людоед заплакал и бросился ему в ноги:
— Веди царей домой, друг, а я здесь останусь и буду кормиться лесными кореньями и плодами.
— Да что тебе здесь делать, друг? У тебя ведь царство на зависть — возвращайся править в Варанаси!
— Что ты говоришь, друг! Нельзя мне туда возвращаться. У меня там полно врагов: у кого я съел мать, у кого — отца. Они мне это припомнят. Стоит кому-нибудь крикнуть: «Держи разбойника!» — и каждый в меня кинет камнем. Вот мне и конец! А ведь я тебе дал обет и убивать никого не могу даже для собственного спасения. Все равно мне теперь долго не прожить, раз я закаялся есть человечину, и больше я вас не увижу. Ступайте! — и людоед зарыдал.
Великий положил руку ему на плечо и стал утешать:
— Друг, меня ведь зовут Сутасома. Даже твою жестокость я смог одолеть, что же тогда говорить о жителях Варанаси. Я верну тебе царство. А если это мне не удастся, отдам тебе половину своего.
— У меня и в твоей столице враги.
«Да, непросто ему было принять моё требование — подумал Великий. — Теперь я так или иначе должен вернуть его на трон». И, желая соблазнить людоеда, он так стал расписывать прелести городской жизни:
— Кто дичь и птицу вкушал когда-то
Пряно приправленные поварами,
Как Индра вкушает нектар бессмертья, –
Тому безотрадно житье лесное.
Кого услаждали кшатрийки раньше,
Красавицы в золотых украшеньях,
Как Индру тешат небесные девы, –
Тому безотрадно житье лесное.
Кто сладко спал на ложе когда-то,
Устланном шерстяным покрывалом,
На чистом, мягком, на красных подушках,
Тому безотрадно житье лесное.
Кто ритму мриданга внимал ночами,
Мелодиям и искусному пению,
Кому по ночам играли гандхарвы –
Тому безотрадно житье лесное.
Кто в городе жил, что радует сердце
Своими садами всегда в цвету,
Конями, слонами и выездом царским,
Тому безотрадно житье лесное.
Великий намеренно начал с речи о кушаньях: «Быть может, — думал он, — царь-людоед вспомнит, как наслаждался когда-то изысканными яствами, и захочет вернуться». Во-вторых, он напомнил о любовных утехах, в-третьих — о ложе, в-четвёртых — о музыке, пении и танцах, в-пятых — о самом городе и его садах. Сказав обо всем этом, он снова позвал царя с собою:
— Мы пойдём вместе. Я сам посажу тебя на престол в Варанаси и только тогда отправлюсь к себе. А если это у меня не получится, ты станешь моим соправителем. Послушай меня, нечего тебе делать в лесных дебрях. Царь внял уговорам. «Сутасома — мой благодетель, он мне хочет добра. Сначала он обратил меня к праведной жизни, а теперь говорит, что хочет вернуть мне и трон. Он это сделать сможет. Надо идти вместе с ним, нечего оставаться в лесу», — подумал он и, полный радости, решил воздать Сутасоме хвалу, какой тот достоин.
— Любезный Сутасома! — сказал царь. — Как нет ничего спасительней дружбы с достойным, так нет ничего губительней дружбы с недостойным. И он произнёс:
— Как после полнолуния
К ущербу месяц клонится,
Так жизнь к дурному клонится
В общенье с недостойными,
Когда я с подлым поваром
Связался на беду свою,
Я в злодеяниях погряз
И чуть не погубил себя.
Как после новолуния
Взрослеет месяц с каждым днём,
Так жизнь к благому клонится
В общении с достойными,
Когда с тобою, государь,
Я в своей жизни встретился, –
Ты к благу обратил меня,
Судьба моя исправится.
Вода, дождём пролитая на сушу,
Недолговечна, скоро испарится,
Недолговечностью своей дождю подобно
Общенье с недостойными, владыка.
Но если дождь пролился над рекою,
Надолго сохранится ею влага,
И долговечностью такой реке подобно
Общение с достойными, владыка.
Общение с достойными надёжно,
Пока ты жив — оно с тобой пребудет,
Но распадётся дружба с недостойным.
Ведь дхарма праведных со злом несовместима.
Так людоед воздал хвалу Великому этими строфами.
А Великий вместе с людоедом и остальными царями направился в ближайшую деревню. Жители, узнав Великого, послали сказать в город. Оттуда пришли к нему советники и войско. И Великий со своею свитой отправился в Варанаси. По пути к нему подходил народ из деревень, нёс ему подарки и присоединялся к свите, которая безудержно росла. Так они и дошли до Варанаси.
Там тогда правил сын людоеда, а военачальником был по-прежнему Калахастин. Горожане пришли к юному царю и заявили:
— Государь, говорят, что Сутасома укротил людоеда и идёт с ним сюда. Мы его в город не пустим. Они спешно заперли ворота и вооружились. Когда Великий увидел, что ворота на запоре, он вышел вперёд с несколькими советниками и воззвал:
— Я царь Сутасома, отоприте мне. Донесли царю. Тот велел скорее отпирать. Великий вошёл в город, а царь и Калахастин встретили его с почётом, привели во дворец.
Он сел на трон, послал за главной супругой людоеда и за остальными советниками и спросил Калахастина:
— Калахастин, почему вы не хотите пустить прежнего царя в город?
— Пока он правил, он съел в нашем городе много людей — какой он после этого кшатрий! Этот злодей опустошил бы всю Джамбудвипу. Вот почему мы его не пускаем. Он опять за старое примется.