Учитель же, когда ему стало известно о том, как монахи добывают средства для жизни, решил: "Велико ведь число таких монахов, что добывают себе пропитание неподобающими деяниями! И коль они будут продолжать зарабатывать себе на жизнь такими путями, то с кончиною не избегнут превращения в злокозненных яккхов и претов, возродятся упряжными быками, или обретут существованье в адах! Нет, их же пользы и счастия ради надо преподать им такой урок дхармы, чтобы они обрели сосредоточенность и понимание последствий своих поступков!"
И с этим он повелел созвать монахов и обратился к ним с такой речью:
— О монахи! Не следует в обретении чего-либо прибегать к двадцати одному неправедному способу, ибо неправедным путём обретённое подаяние в вашей чаше подобно раскалённому железному шару или страшному "халахала"! Сама мысль о таких "неправедных деяниях" была проклята и отвергнута всеми буддами и любыми ищущими пути! Вкушающему же подаяние, обретённое неправедным образом, нет ни радости, ни удовлетворения душевного! А само полученное так подаяние, по-моему учению, подобно тем отбросам, которые не стал есть и чандал! Вкушать его — значит обрести сомнительное "наслаждение", вроде того, которое получил юноша по имени Сатадхамма, когда отведал объедков чандала!
И, говоря так, Учитель поведал монахам о прошлом.
В стародавние времена, когда в Варанаси правил царь Брахмадатта, бодхисаттва обрёл своё новое рождение в лоне чандалки. Вырос чандал, и вот как-то раз отправился он из города по своим делам, прихватив в дорогу корзинку с варёным рисом и другими съестными припасами.
А в то же время, о котором речь, в том же Варанаси, в богатой семье брахманов — выходцев с северо-запада — подрастал некий юноша по имени Сатадхамма, что означает Помнящий о дхарме. И вот этот юноша, того же возраста, что и бодхисаттва, в тот самый день по каким-то своим делам отправился в путь, но не взял с собою в дорогу ни варёного риса, ни чего-либо иного съестного.
И вот те двое повстречались на проезжей дороге.
— Кто ты родом? — спросил юноша бодхисаттву.
Тот ответил:
— Я — чандал. А ты какого рода?
И юноша отвечал:
— А я — из рода брахманов, происходящего с северо-запада.
— Будем дальше странствовать вместе! — решили они и отправились в путь.
Когда на рассвете настало время вкушать утреннюю трапезу, бодхисаттва расположился в приятном местечке близ воды. Вымыв руки, он развязал завязки на своей корзине с припасами и сказал юноше:
— Не отведаешь ли моего риса, дружище?
— Нет, о чандал, — отвечал на то юноша, — нет мне толку в твоей пище, не нужна она мне.
— Ну, ладно, — сказал бодхисаттва и, не оскверняя всей пищи, что находилась в корзинке, достал из неё ровно столько рису, сколько ему было нужно для поддержания сил. Положив рис на пальмовый лист и отставив корзинку в сторонку, он принялся за еду. Покончив с трапезой, бодхисаттва выпил воды, омыл руки и ноги, сложил оставшуюся пищу обратно в корзинку и, промолвив: "Пошли, брахман!" — отправился вместе с юношей дальше. И у него, страдающего.
Весь день они находились в дороге, а с наступлением вечера спустились к воде и стали купаться. Когда, накупавшись, они вышли на берег, бодхисаттва вновь достал из корзинки свой рис и, не предлагая его больше юноше, приступил к трапезе. Утомившийся за день пути и проголодавшийся юноша-брахман стоял и, глядя на чандала, думал:
"Если б теперь он предложил мне пищи, я бы не отказался!"
Но чандал молча продолжал насыщаться.
"Этот чандал всё подбирает рис в шарики и ест их да ест, а мне ни слова не говорит! — терзался брахман. — Попрошу-ка я у него остатков. Что сверху и что он успел осквернить, я выброшу, а остальное можно и съесть!" Так он и поступил. Но едва он принялся за объедки, стало его мучить раскаяние. "Я сделал неподобающее, — подумал он. — Тем, что я ем остатки трапезы чандала, я опозорил себя, и семью, и род, и страну!"
И у него, страдающего и сожалеющего, вся съеденная им пища с кровью изверглась назад изо рта! "Я, глупец, из-за пустяка совершил столь недостойный поступок!" — сказал он себе и, в муках раскаянья и печали, спел такую гатху:
"Объедков малость самую,
С трудом добытых, я поел,
Но я ведь брахманом рождён,
И потому исторгнул их!"