"Что за речи, небесный владыка?
Почему ты меня отличаешь,
Искусить посылаешь аскета?
Здесь, в твоей ашоковой роще,
Предостаточно дев прелестных.
Есть подобные мне, есть и краше –
Дай одной из них порученье,
Пусть они соблазняют аскета!"
И промолвил могучий Индра:
"Ты сказала сущую правду.
Здесь, в моей ашоковой роще,
Предостаточно дев прелестных.
Есть такие, как ты, есть и краше.
Одного у них нет – уменья!
Ни одна не сравнится с тобою
В искусстве прельстить мужчину.
Ты, о женщина с дивным телом,
Бесподобна в этом искусстве.
А раз так, то иди, о благая,
Ты здесь лучшая среди женщин.
Своей прелестью ты, я знаю,
Победищь суровость аскета."
Отвечала ему Аламбуша:
"Я отказываться не смею –
Царь богов мне дает порученье,
Но робею я пред Ришьяшрингой:
Опалит меня жар его духа.
Ведь уж многие в ад попали
Иль увязли в чреде рождений,
Искусит пытаясь подвижников.
Право, зябко мне стало от страха!"
И сказавши так, в пусть пустилась
Бесподобная обликом апсара
Прельстить устремилась, прелестная
Ришьяшрингу дева Аламбуша.
Добралась она до той рощи,
Где стоял шалаш Ришьяшринги.
Расцветали тогда повсюду
Бутоны красного бархатника.
Там из сумерек предрассветных
В ранюю пору завтрака
Вышла апсара к Ришьяшринге,
Когда он подметал у костра.
И сказал изумленный подвижник:
"Ты явилась ко мне, как молния,
Блещешь, словно звезда падучая.
Крутобедрая и лукавая,
Кто ты, дева, мой взор влекущая?
На запястьях твоих браслеты,
А в ушах драгоценные серьги.
Ты как солнце в полдень сияешь.
Твоя кожа благоухает
Превосходной сандаловой пудрой.
Ты стройна, нежна и пригожа,
Ноги ставишь изящно и ровно,
Ты идешь и с собою уносишь,
О желанная, мою душу.
Твои бедра сужаются книзу –
Я их хоботу уподоблю.
Умащенные лучщими мазями,
Они блещут, как ось колесницы.
Твой пупок, пушком окаймленный,
Вид имеет цветущего лотоса,
Он лоснится, и издали кажется,
Что покрыт он блестящим лаком.
Твои груди пышны и выпуклы,
Налиты, крепки и упруги,
Очертаниями подобны
Половинкам маленькой тыквы.
Твоя шея длинна, как у лани,
И рисунок на ней мне напомнил
Своим рядом округлых линий
Завитки океанской раковины.
Твои яркие губы прелестны.
А меж ними двумя рядами,
Словно жемчуг, сверкают зубы.
И смотреть-то на них приятно.
Глаза у тебя – загляденье:
Длинны, широко раскрыты,
Зрачки черные, уголки красные –
Будто спелые плоды чёточника.
Не излишне длинны твои волосы,
Умащенные и опрятные,
Золотым гребешком расчесаны,
Источают запах сандала.
Среди пастухов и пахарей
Иль между торговцев странствующих,
Среди мудрецов почитаемых,
Отшельников, преданных подвигам,
Я не встречал тебе равной
Во всей округе, известной мне.
Кто же ты родом, как звать тебя?
Тебя бы хотел я поближе знать".
Отвечала прекрасная апсара:
"Благо тебе, о сын Кашьяпы!
Не время теперь для пустых речей,
Пойдем и друг другом утешимся,
Насладимся любовью в обители.
Подойди ко мне, дай обнять тебя,
Научить любовным утехам!"
Так сказала и в путь пустилась
Бесподобная обликом апсара:
Прельстить стремилась прелестная
Ришьяшрингу дева Аламбуша.
Позабыл он свою неловкость,
Устремился пылко за нею
И нагнав, схватил ее за косу.
Повернулась к нему красавица,
Заключила его в объятья.
Так достигла она своей цели –
Он лишился тогда целомудрия.
В этот миг воззвала в уме своем
К владыке Инлре Аламбуша.
Пребывал он тогда в роще Нандане.
Царь богов, могучий и щедрый,
На призыв ее тотчас откликнулся.
Ей прислал он ложе златое,
Тысячей покрывал устелЈнное,
С дорогим, высоким балдахином,
Драгоценными тканями покрытым
В пятьдесят слоев, коли не больше.
И взошла на него красавица,
Заключила в объятья подвижника.
Будто час, три года промелькнуло –
Все в объятьях она его держала.
Развеялся через три года морок,
Пробудился ото сна подвижник.
Смотрит апсара: чары проходят –
Тотчас же невидимою стала.
Вот очнулся брахман, оглянулся –