"Откуда идёшь ты, одетый в лохмотья, Оборванный, грязный, как призрак с помойки, И шею себе обмотал старой тряпкой! Что нужно тебе в этом доме, негодный?"
Выслушав его, Матанга кротко ответил:
"Я знаю, что в доме твоём, достославный, Всегда утолить можно голод и жажду. Ты видишь — живу я чужим доброхотством. Хоть я и чандал, накорми меня, брахман!"
Но Мандавья сказал:
"Лишь брахманов я во дворце угощаю И верю, что это в грядущем зачтётся. А ты вон ступай поскорее отсюда, Дурных попрошаек кормить я не стану!"
Великий заметил:
"Кто хочет, чтоб рис уродился богато, Тот сеет везде — на холмах, и в низине, И возле реки, в заболоченном месте. Одаривай всех и поверь: в этом благо. Средь разных хоть кто-то да будет достоин, А значит, и дар твой не будет напрасен".
Тогда Мандавья сказал так:
"Я знаю прекрасно, где лучшее поле, И дар мой сторицей ко мне возвратится. Дарить надо брахманам — знатным, учёным. По мне — это поле надёжнее прочих!"
Великий произнёс:
"Заносчивость, алчность, брахманское чванство, Враждебность, тщеславие и заблужденье — Все эти пороки достоинства губят, Кто склонен к ним, тот недостоин дарений. Но те, кто к порокам таким не привержен, — Надёжны, достойны любых подношений".
Видя, что у Великого на всё находится ответ, Мандавья рассердился:
"Как он смеет здесь рассуждать? Куда это мои привратники подевались? Этого чандала давно пора выгнать!" И он закричал:
"Где мои слуги — Упаджотия, Упадджхая, Бхандакуччхи?" Те быстро прибежали на зов, поклонились и спросили:
"Чего прикажешь, хозяин?" –
"Как же вы пропустили этого наглого чандала?" –
"Не видали мы его, хозяин. Знать не знаем, откуда он взялся. Наверное, он волшебник или колдун". –
"Так теперь хоть не стойте сложа руки!" –
"Что же нам делать?" –
"Оплеух ему надавайте! Палками его, палками! Кожу ему со спины сдерите! Всыпьте ему по первое число да и вытолкайте вон. Чтобы духу его здесь не было!" Но Великий, пока они к нему бежали, взмыл в воздух и промолвил:
"Ногтями камень колупает, Железный брус зубами гложет, Огонь заглатывает сдуру тот, Кто провидца оскорбляет!"
И на глазах у брахманов бодхисаттва взлетел в поднебесье и направился к востоку. На какой-то улице он опустился на землю и пожелал, чтобы следы от его ног остались на ней, а потом невдалеке от восточных ворот походил по домам за подаянием, собрал всего понемножку и сел где-то под навесом поесть. Но духи города не могли стерпеть, что Мандавья дерзко говорил с их господином, подвижником, и собрались ко дворцу. Набольший ухватил Мандавью за голову и вывернул её назад, а прочие духи похватали брахманов и тоже завернули им головы. Они не стали никого убивать до смерти, ибо Мандавья был сыном бодхисаттвы, а просто решили их всех помучить. И вот с лицом, повёрнутым к спине, с руками и ногами, сведёнными в судороге, с глазами, закатившимися, словно у покойника, Мандавья весь закоченел. Брахманы же катались с боку на бок на полу и истекали слюной. Прибежали к Диттхамангалике: "Госпожа, там с твоим сыном ужас что творится!" Она поспешила к сыну, увидела, что с ним сталось, и запричитала: "Да что же это!
Голова повёрнута назад, Руки напряжённые простёрты, Очи закатились, как у трупа, — Кто же мог такое с сыном сделать?"
Стоявшие рядом люди сказали ей:
"Пришёл сюда нищий, одетый в лохмотья, Оборванный, грязный, как призрак с помойки. Он шею себе обмотал старой тряпкой — Вот кто с твоим сыном такое содеял!"
"Никому, кроме мудрого Матанги, не под силу было это сделать, — подумала тогда Диттхамангалика. — Но этот человек велик духом и исполнен доброжелательности. Он не мог уйти насовсем, оставив лежать в муках столько людей! В какой же стороне искать его?" И она спросила:
"Скажите мне, юноши, если вы знаете: В каком направлении он удалился? Попросим прощенья, искупим проступок. Быть может, спасение вымолим сыну!"
Юноши-брахманы, бывшие рядом, ответили:
"Сей великомудрый взлетел в поднебесье, Сияя, как Чандра безоблачной ночью. Мы видели: он удалился к востоку. Он верен обетам и праведен, видно".