– Если бы ты был нойоном или князем, тогда!.. – усмехнулся старик. Подумав, добавил: – Они наследуют свой титул.
– Я знаю, что хана выбирают, – упрямился Темуджин. – И не обязательно из нойонов. Из простых нукеров. И меня выберут.
– Сейчас курултай не собрать, – не спеша, будто размышляя вслух, начал кузнец: – Все грызутся, как собаки из-за кости. Всем хочется подмять под себя побольше родов и племен без всяких выборов. А ты даже не сын хана.
– Я внук!..
– Да. Это так. Но твой отец, Есугей, не был избран ханом, значит ты – никто.
– Его отравили араты. Если бы он был жив, то собрал бы курултай, где выбрали бы только его! – Темуджин помолчал и с угрозой добавил: – Я им отомщу.
– Ты сначала от колодки избавься, – посоветовал Джарчи. – И сумей выжить. Да не один год, а несколько лет. Пока не повзрослеешь.
– Избавлюсь и выживу.
Кузнец посопел и негромко спросил:
– Сводного брата убил или болтают?
Темуджин недовольно завозился и едва слышно признался:
– Убил.
– Что, он и правда шпионил на Тургутай-Хирилтуха, который хочет всех Борджигидов со света сжить? – спросил кузнец.
– Да.
– Слышали мы об этом, – со вздохом сказал старик и опять спросил: – Один убивал?
– С Хасаром. С родным братом. Из лука. Мы предупреждали Бектера, что если он не перестанет доносить на нас…
Джарчи помолчал, о чем-то думая, и сделал вывод:
– Все вы Борджигиды бешеные. За это и страдаете. Дурная голова ногам покоя не дает.
– Не говори так про моего отца, – угрюмо бросил Темуджин.
– А я не про него, я про тебя. Твой отец уже на небе, пусть ему там будет хорошо, а ты еще здесь, – кузнец закряхтел, переворачиваясь на бок: – Он уже дома, а мы еще в гостях.
Кашлянул Джелме, подавая знак, что проснулся. Толкнул младшего брата. Чиркудай тоже приподнялся на локте.
– Я не знаю, как ты сможешь собрать народ на Курултай, – усаживаясь на кошме, заметил Джарчи. – Сейчас все равнодушные. Хана им не нужно. Большой войны пока нет. На меркитов и найманов иногда мы налетаем, иногда они на нас, но это не война. Так было всегда. Тангутам на нас наплевать. Окитаевшиеся чжурчжени каждый год треплют нас для того, чтобы показать, кто в степи хозяин. Но это тоже не война, – кузнец встал и несколько раз присел, разминая затёкшие колени. – Войны не предвидится. А хана начнут выбирать, если князьям и нойонам станет плохо. Не дождешься ты этого.
Темуджин набычился и буркнул:
– Дождусь.
Джарчи отрицательно помотал головой, но разговор не продолжил.
Не спеша, они поели и пошли в кузницу. Темуджин остался один.
Прошло несколько дней. Раны на спине Темуджина поджили и они дружно заработали в кузнице, где снимали с шеи Темуджина деревянную кангу: она мешала махать молотом. Но кузнец все время с опаской посматривал на дверь.
Темуджин заменил у молота старшего сына Джарчи Джелме, потому что был крупнее его. Рыжий Борджигид зверел, когда бил кувалдой по раскаленному металлу. Кузнец останавливал его и велел умерить пыл.
– Ты не буйствуй, – советовал старик, – это не Агучу-богатур и не Тургутай-Хирилтух. Они люди бесчувственные и за это получат свое, придет время. А железо любит нежное обращение. И силы рассчитывай не на одну заготовку, а на весь день.
– У меня хватит сил на весь день, – сопя, возражал Темуджин.
– А на завтра? На месяц? На год? На жизнь?
– Я не буду здесь всю жизнь.
– Возможно и так, – соглашался Джарчи: – Но если ты в любом деле сразу выложишь все силы, то можешь не довести его до конца. Знаешь, что делают с загнанными лошадьми?
– Режут на мясо, – хмуро ответил Темуджин.
Кузнец усмехнулся и покивал головой. Ребята с интересом прислушивались к их разговору.
– Распределяй силы на всю работу, а не на начало. И чтобы еще осталось на следующее дело – тоже хорошо.
– Я понял, Джарчи-сечен, – поклонился Темуджин, сняв с плеча молот.
– Я не мудрый. Я не сечен. Всего лишь кузнец, – бормотал Джарчи, ударяя легким молотком по нагретому до бела железу, показывая этими ударами молотобойцу места, куда нужно бить.
После этого разговора Темуджин стал махать молотом расчетливо, но с азартом. Кузнец удовлетворенно хмыкал.
Сдвоенные удары – легкий, а следом тяжелый, вылетали из кузницы и разносились по всей степи.
В полдень Чиркудай с Темуджином опять сидели за юртами и молчали, наблюдая за качающимися в зыбком мареве далекими холмами. Они не следовали примеру Джарчи и его сыновей, не ложились спать после обеда. На душах у обоих было неспокойно, потому что не знали, что с ними будет дальше.
Чиркудай чувствовал, что Темуджин перестал беситься, зато начал почему-то тревожиться.
Вдали послышался топот коней и, через несколько минут, мимо селения стремительно пронеслись всадники на крупных боевых конях. Неожиданно один из них отделился от отряда, развернулся и помчался к ним. Но не подъехал вплотную: остановился в десяти шагах. Остальные всадники тоже развернулись, однако не тронулись с места, застыв в почтительном отдалении.
Чиркудай во все глаза смотрел на богато одетого, красивого, как девушка, юношу, с тремя красными стрелами в колчане. Всадник, сжав кулаки, сверлил взглядом Темуджина. Колодник тоже ел княжеского сына глазами. Они не сказали друг другу ни слова.
Красивый юноша оскалился и, зло стегнув нагайкой коня, поднял его на дыбы. Красиво развернулся в свечке и рванул в сторону белой юрты нойона Тургутай-Хирилтуха.
Чиркудай почувствовал, что в душе Темуджина появилась тяжесть от неожиданной встречи. Но не стал ни о чем его расспрашивать.
Однако не выдержал Джарчи, поинтересовавшись в кузнице:
– Что заинтересовало князя Джамуху? – очевидно, он видел всадника через щель в стене юрты.
Подумав, Темуджин решился и ответил:
– Он мой анда.
– Вот как? – внешне спокойно отреагировал кузнец: – Значит, названный брат?..
– Да, – коротко ответил Темуджин.
– Н-да… – задумчиво протянул Джарчи, бросая заготовку на наковальню. Но больше ничего не сказал.
Отдыхая на следующий день за юртами, Чиркудай несмело спросил:
– А этот, Джамуха, не поможет тебе?
– Я никогда ни у кого ничего не прошу! – отрезал Темуджин, нервно встал и пошел в кузницу, бросив на ходу: – Я всегда и все беру сам.