Гарри с удивлением смотрел на решительного и мрачного Оби-Вана, которого до него видели только Квай-Гон, Сири Тачи и Энакин.
- После того, как ты знаешь, чему мне придется тебя учить, будешь у меня учиться или нет? – спросил Оби-Ван строго.
- Да, - ответил Гарри, плохо еще понимая, на что подписывается.
- Хорошо. Ты должен мне верить, пока не поймешь, что к чему, и делать то, что я скажу, - велел Кеноби. – Называть меня можешь на ты, но в школе не трепись. Ясно?
Гарри кивнул, думая о том, сможет ли он прямо сейчас поверить Кеноби настолько, чтобы кинуть в него Непростительным Проклятием, и можно ли это считать доверием.
- Пиво будешь? – спросил Оби-Ван, возвращаясь в свой почти обычный образ.
После того, как Гарри выпил с Оби-Ваном по паре пива, домой вернулся Энакин и клятвенно заверил Гарри именем всех татуинских механиков, что пиво без водки – деньги на ветер. Следующим утром Мальчик-Который-Выжил сильно сожалел, что его угораздило выжить.
По странному стечению обстоятельств, у лорда Вольдеморта было еще более мрачное утро: ночью он догадался о том, откуда ему прилетело в табло, и попытался проникнуть в сны Гарри. Совершенно неожиданно он столкнулся там с голубоглазым бородатым мужиком, от которого пахло водкой, закусываемой пивом и поп-корном.
- Еще раз тебя тут увижу, - сказал мужик, - пожалеешь, что возродился.
- Круцио! – крикнул лорд Вольдеморт, намереваясь замучить нахала как фашисты Зою Космодемьянскую, но тут же получил в рыло так, что очухался только через полчаса. Неподбитый в первый раз глаз Темного Лорда теперь заплыл и не открывался.
Гарри, послушай. Ты должен мне верить, пока не поймешь. Я воевал с Темными. Мое поколение было первым. Мы все читали о войне только в книгах. Мы знали много красивых слов, много думали о добре и зле, но это были только слова. Очень трудно убивать. Каждый раз в тебе что-то умирает. Словно проваливаешься во тьму, и то, что тебя вела Сила, уже не утешает. Силе все равно, кто будет жить, а кто умрет, кто кричит по ночам, кто больше не может коснуться меча.
Каждый ищет свой путь. Он не записан в Кодексе или учебниках. Я сражался за Энакина, за Сири, пока она была жива. Кто-то сражался за Светлую Сторону или за Республику. И я понял, что есть что-то, что тьма не может потушить. Если ты уходишь во тьму, чтобы жил другой, ты можешь вернуться назад. Он словно остается в тебе, и над ним тьма не имеет власти. Когда я убил Дарта Мола, я думал, что Темная Сторона не выпустит меня. Но я вспоминал Квай-Гона, думал о малыше Энакине, которого он завещал мне в ученики, и постепенно снова стал целым.
Не бойся, что ты станешь чудовищем, Гарри. Ты не станешь, пока сам не захочешь. Пока не сдашься своей слабости и своим страхам. Молнии, Авады – это только причинит тебе боль, но не сможет сделать за тебя твой выбор. Пока твое сердце остается с людьми, а не с пустыми словами, ты обязательно вернешься из тьмы. Кто-то должен уходить туда, чтобы другим было светло.
- Авада кедавра!
- Не получилось.
- Авада кедавра!
Вспышка.
- Оби-Ван! Оби-Ван!
- Отлично. Меня, правда, этим не уложишь.
Энакин недавно выяснил, что домовые эльфы умеют аппарировать из Хогвартса. Конечно, эльфы были жадными тварями и драли за проезд как новогодние таксисты, но жратва в столовой Энакину и Оби-Вану надоела, а топать под шотландским дождем не хотелось. Поэтому уже две недели подряд эльфы переносили их на обед в «Башку Борова». Энакина и Оби-Вана не сильно грызла жадность, и они за обедом методично изучали коллекцию вин Аберфорта Дамблдора, который полюбил новых завсегдатаев как родных. У Энакина еще осталась куча золота из эльфийского отката, а три недели назад он с учителем снова навестил Кривой переулок, на этот раз с коммерческими целями. Оби-Ван обладал ценнейшим талантом договариваться со всяким сбродом, тем более что после показательных выступлений в конце августа сброд в Кривом переулке понимал, что грубость и неуступчивость в разговорах с Кеноби может стоить какой-нибудь конечности. Деньги и агентурные сведения потекли из Кривого переулка рекой.
- Гарри делает потрясающие успехи в фехтовании, - заметил Энакин, разминая правую руку, мышцы которой приходилось тренировать заново. – Его стиль стал опаснее и жестче. Я бы поставил на то, что при следующей встрече он оттяпает Вольдеморту обе руки, а потом голову.
Оби-Ван оставил замечание Энакина без комментариев, сосредоточившись на своем стейке с кровью.
- Дядь Обик, сними с души бремя, - предложил Энакин, видя, что его бывший учитель слишком занят стейком. – У тебя ведь появился новый ученик?
Оби-Ван продолжал молча разделывать стейк.
- А у ученика появился настоящий зеленый меч, под цвет глаз. Дядь Обик, ну что еще за тайны набуинского двора?
- Дамблдор дал ему прекрасную характеристику, - наконец сказал Оби-Ван. – «решительность, находчивость, презрение к правилам». Ты ж понимаешь, против такого я никогда не мог устоять.
Энакин гулко фыркнул в фужер.
- Кстати, - перешел в наступление Кеноби, - ты и сам проявляешь вкус к преподаванию. Конечно, по Кодексу тебе положен ученик, а не ученица, но Кодекс, как ты говоришь, в далекой-далекой галактике остался.
На этот раз Энакин вином подавился.
- Ты что, дядь Обик, офонарел? – спросил он, откашлявшись. – Я, честно, не знаю, кто из нас кого учит.
- Ничего, это нормально, - безмятежно сказал Кеноби, улыбаясь в бороду. – Обучение всегда взаимный процесс. Учти, выхода у тебя все равно нет.
- Никогда она меня не будет по-настоящему считать учителем, - проговорил Энакин, постепенно осознавая, насколько он влип.
- У тебя тоже был сложный характер, - тут же ввернул Оби-Ван с ехидцей.
- Да и не хочу я, чтобы она меня учителем считала… И вообще, мне всего двадцать три! – похоже, Энакин в первый раз на памяти Оби-Вана признавал, что есть вещи, для которых он слишком молод.
- А мне был двадцать один, - безжалостно сказал Оби-Ван, но видя, как Энакин потрясенно мотает головой, словно недоенная банта, смягчился.
- Энакин, - серьезно сказал Оби-Ван, пересаживаясь к бывшему ученику и отечески приобнимая его за плечи, - мы не сможем научить всех. Можем только передать знания, немного подготовить, но не научить. Но мы можем защитить тех, на кого придется главный удар. Они должны быть нашими учениками, даже если они сами не будут этого признавать. Учитель – это не звание, а бремя.
Энакин мрачно смотрел в стол. Оби-Ван вновь вел его за собой – каждый раз, когда Энакину казалось, что он уже стал таким же, как его учитель, оказывалось, что Оби-Ван просто не все ему сказал.
- Хорошо, учитель, - ответил Энакин.
Гарри Поттеру по-прежнему снились странные сны, но Вольдеморт в них больше не появлялся, обоснованно опасаясь, что при следующей встрече Оби-Ван парой точных ударов превратит его в очковую змею. Теперь Гарри снились бесконечные коридоры и запертые двери. Но это тоже было недолго, потому что кроме профессиональной пифии по имени Оби-Ван под рукой был Энакин, накопивший громадный и оригинальный опыт борьбы со странными снами и теми, кто их насылает. Энакин выслушал Гарри, задумался, хитро улыбнулся и подарил ему несколько фильмов предосудительного содержания.
Следующие три ночи Гарри мучили эротические сны. То есть его-то они не очень мучили, а вот Вольдеморту, сунувшемуся в сны Избранного, вштырило серьезно, потому что с его возрастом и внешностью ничего подобного ему давно не светило. Тем более что некоторые магические трансформации его тела все-таки были слишком рискованными. Если бы Дамблдор знал, как Энакин истолковал его слова о том, что любовь может причинить Темному Лорду страшную боль, он бы такое сказать постеснялся.
Оби-Ван тоже оказывал на Мальчика-Который-Выжил тлетворное влияние – странным образом тренировки вроде как во владении Светлой Стороной Силы привели к тому, что новый ученик Оби-Вана стал решительнее и агрессивнее. Энакин всегда считал, что если Оби-Вану дать в ученики даже мирного фермера, уже через неделю обучения гуманной философии джедаев мирный фермер кого-нибудь застрелит, а еще через месяц что-нибудь взорвет. Через три недели после начала обучения Гарри заглянул утром в «Прорицательскую», которую читала Гермиона, и нахмурился.