— Когда вы обнаружили кражу?
— За минуту до того, как позвонил в участок: в половине четвертого, без четверти четыре — словом, около четырех, — пожал плечами Хокинз. — Вскоре после того, как проснулся.
— Вы работаете в ночную смену?
— Нет. С чего вы взяли? — Ответ звучал слегка обиженно; видимо, он считал себя важной птицей, солидным человеком, о котором даже и подумать нельзя, что он работает в какой-то ночной смене. — Я отвечаю за кадры в компании «Контейнеры Франклина» в Норристоне.
— Понятно. — Джейк внес в запись и эту информацию. — Оставались дома по болезни?
— Нет, нет, — сердито отмел подобное предположение мистер Хокинз. — А какое это имеет отношение к погрому в моем гараже?
— Я не просто любопытствую, сэр. — Джейк снова перешел на успокоительный тон. — Я пытаюсь установить — хотя бы примерно — время, когда этот разбой был учинен.
— А… простите. — Хокинз покраснел. — Я взял себе свободный день.
И правильно: если брать свободный день, так в пятницу, разлюбезное дело. Но свое соображение Джейк оставил при себе. Что и говорить, показание это существенно не помогало установить время, когда была совершена кража.
Джейк нахмурился.
Роберт Хокинз понял молчаливый намек и пустился в объяснения:
— Вчера днем я отправился с приятельницей в Атлантик-Сити, а вернулись мы сегодня утром, около пяти.
— И вам улыбнулась удача? — спросил Джейк, готовый — почему бы нет? — принести поздравления.
— Не совсем, — замялся Хокинз. — Правда, я немного выиграл, но мы не из-за этого задержались.
— Ммм… — промычал Джейк, показывая, что дальнейшее его не интересует. Теперь он сам не играл и не стремился к этому уже давно — с тех пор, как побывал в Вегасе в буйные годы своей ранней молодости. Он только раз из любопытства съездил на морской курорт, но ему казалось, что из казино он просто не вылезал.
— У нас были билеты на дневное шоу, — продолжал Хокинз, видимо прочитавший мысли Джейка на его лице. — Потом поиграли немного. Пообедали в ресторане при одном шикарном отеле. Снова поиграли. Сходили еще на одно шоу — вечернее. — Он снова замялся. — Сами знаете, как там получается…
— Не очень… — признался Джейк, — но верю вам на слово. В пять часов, говорите… — принялся он размышлять вслух, возвращаясь к главной теме разговора. — Значит, одиннадцать часов остаются открытыми…
— Как и дверь, — вставил Хокинз, скроив жалкую мину.
Джейк поднял брови.
— Дверь?
— В гараже, — вздохнул Хокинз. — Я дьявольски устал, не чаял, как до постели добраться. Ну и забыл запереть дверь в гараж.
— Это же ваш участок, ваша собственность, — заметил Джейк.
— Да, черт подери, моя! — Хокинз снова распалился. — И если я не запер эту чертову дверь, это еще не дает права всякому ворью влезать сюда и раскурочивать мою машину!..
— Не дает, сэр, — подтвердил Джейк, вновь стараясь говорить спокойным тоном. — Вам придется зайти в участок, чтобы…
— Знаю, знаю, — нетерпеливо перебил его Хокинз. — Всякие формальности и бюрократические штучки. Только ставлю бутылку коньяка против доллара, никогда я моих деталей не увижу. Спорим?
Джейк покачал головой.
— Не пойдет, сэр. Уж извините, отказываюсь. — Он бросил внимательный взгляд вокруг. — Вор, или воры, работал тут, думается, в промежутке времени между вашим возвращением из Атлантик-Сити и рассветом. У вас здесь место уединенное, но соседи есть, и при ярком дневном свете раскурочить машину не так-то просто.
— Пожалуй, вы правы. — Хокинз посмотрел на то, что всего полсуток назад было его машиной, и тяжело вздохнул. — Это вам что-то дает?
— Не слишком много, — сознался Джейк. — Но будем из этого исходить и внесем в компьютер.
— Спасибо.
Хокинз не прибавил «и на том», но Джейк понял, что подразумевала его интонация, и его отчаяние тоже. При всем своем сочувствии помочь бедняге он ничем не мог, разве только задать положенные вопросы и поискать, не оставили ли преступники следов — скажем, от грузовика, если им пользовались.
Но следов не оказалось. Никаких, кроме груды того, что стало сейчас железным ломом. И еще из своего опыта Джейк мог сделать вывод, что ворюги — скорее всего, любители, а из этого тоже много не выжмешь.
Было уже половина шестого, когда Джейк вернулся в участок, на полчаса позже, чем кончалось его дежурство, а еще предстояло составить рапорт. И когда он добрался домой, было уже почти шесть. Ему же еще надо было вымыться, одеться и — Джейк только вздохнул, оглядев свое жилище, — привести квартиру в порядок.
И что же, черт побери, приготовить к обеду? От этой мысли Джейк похолодел и даже замер на секунду, перестав взбивать подушки и раскидывать их по дивану.
Войдя в кухню, Джейк первым делом заглянул в морозильник. Слава Богу! Там лежали два полуфабриката-бифштекса, пакет печеного картофеля и полуфабрикат домашнего, или почти как домашнего, яблочного пирога. Поставь в духовку — и порядок. В погребке оказалась бутылка каберне, которую он тут же положил на полку холодильника. И мойка, к счастью, не была забита посудой, поскольку утром он поленился сготовить себе завтрак.
Джейк взглянул на часы, выругался и шагнул в ванную. Чуть не ошпарился под душем, который в спешке не отрегулировал, а потом трижды царапнул подбородок, убирая пробившуюся за день щетину. Быстро натянул светло-синие носки, влез в синие брюки, чуть потемнее, и заправил в них голубую в белую полоску рубашку; надел черные кожаные туфли и, проделав все это, аккуратно затянул полог, закрывший незастланную измятую постель.
Сара.
По телу пробежал чувственный трепет.
Человек всегда вправе помечтать.
Джейк ухмыльнулся, в душе потешаясь над собой, втиснул плечи в ветровку цвета морской волны, быстро оглядел комнату и в восемнадцать двадцать выскочил на улицу.
Где это сказано, что нельзя о таком помечтать?
Человек имеет право на любые фантазии.
Что, она совсем уже тронулась?
Сара утюжила щеткой свою непокорную гриву и кривилась — отчасти потому, что щетка больно драла кожу головы, отчасти из-за засевшего в этой голове вопроса.
Неужели она, Сара, и впрямь согласилась пообедать вдвоем с едва знакомым мужчиной в его холостяцкой квартире?
Да, согласилась.
Сумасбродка она или дура, а может, и то и другое?
Даже сейчас, много часов спустя, Саре не верилось, что она так легко капитулировала. И неважно, что этот Джейк был совсем, совсем чужим человеком, о котором она ничего не знала… Он полицейский, вот в чем дело!
Да, но на редкость симпатичный полицейский, оправдывалась перед собой Сара. Высокий, стройный, с отлично натренированным телом, а в форме выглядит неотразимо, говорила она себе, отворачиваясь от зеркала и переходя от трельяжа к шкафу. Потрясающе красив, повторила она, с грустью обозревая висевшие на металлической палке плечики со своими нарядами.
Надеть нечего — нет у нее ничего особенного, умопомрачительного.
Умопомрачительного? Сара нахмурилась. Слово «умопомрачительный» наводило на мысль о романтических переживаниях, сердечном томлении. Ни того, ни другого она не искала.
Кого она дурачит? Себя? Сара сняла с плечиков шелковое платье — на светло-зеленом фоне темно-кофейные и золотые разводы. Да достаточно Джейку взглянуть на нее своими глубокими темно-синими глазами, как ее тут же охватывает истома.
И приходит мысль о возможном романе.
Тишину комнаты нарушил ее вздох. Вздох, рожденный смятением и страхом. Она не смела воспользоваться счастливым случаем — принять ухаживанья Джейка. Даже выказать ему дружеское расположение было опасно. Она помнила, какой угрозой горели глаза Эндрю Холлингза, когда он заявил: «Молчание — золото!» И это не было пустой угрозой. Если она станет появляться с Джейком на людях, если о них станут говорить, Эндрю немедленно об этом узнает и примет меры.
По спине у нее пробежала дрожь. Эндрю не казался способным на насилие. И двое других — тоже. Все они прежде были жизнерадостными, приятными молодыми людьми с хорошими манерами.
Что же послужило причиной резкой перемены в их облике и поведении?