— Ну перестань! — Зейну стало неловко — На самом деле, мне жаль, что все так вышло. Я не знал, что это так важно для тебя. Правда.
Джеймс остановился на несколько секунд, глядя на пламя огня. Сожаление и искренность Зейна глубоко его задела. Он чувствовал себя ужасно. Его лицо напряглось, а в глазах появился блеск. Он моргнул и отвернулся.
— Это все было не то, что важно для меня. — сказал он — Это было самой важной вещью в моей жизни!.
Когда дверь закрылась за Джеймсом, он услышал, как Ральф сказал:
— Так КТО же важен для тебя тогда?
Джеймс шел медленно, опустив голову. Его одежда была еще мокрой, и все тело болело от заклинания Ральфа, но он почти не замечал всего этого. Он потерпел неудачу. После победного зачисления в Гриффиндор, он был уверен, что и с Квиддичем все будет также легко. Вместо этого, он стал посмешищем перед Гриффиндором и Когтевраном. Вместо захватывающих трюков, которые выполнял его отец, Джеймсу пришлось спасать себя от смерти. Ему невозможно было вынести своего провала. Он никогда этого не переживет.
Никто не смеялся над ним сейчас, по крайней мере не выговаривали ему этого в лицо, но что они скажут в следующем году, когда он снова появится на пробных?
Он даже не мог вынести этой мысли.
Как он мог сказать об этом своему отцу? Его папа, который приедет в начале следующей недели, чтобы увидеть его и услышать о его первых подвигах. Он, конечно, поймет. Он бы сказал Джеймсу, что Квиддич не имеет никакого значения, что главное для него — это быть собой и получать удовольствие. И он сам бы верил в это. И все же, зная то, что скажет отец, не повысило Джеймсу настроения.
Зейн попал в команду Когтеврана. Джеймс почувствовал легкий укол зависти, услышав это. Он почувствовал сожаление, ое действительно жалел, но вместе с этим у Джеймса родилось некое чувство ревности. Зейн был магглорожденным. И, к тому же, американцем! Квиддич должен быть для него чем-то непонятным, тайной, скрытой за семью печатями, а у Джеймса это в крови быть игроком и героем.
Как же случилось, что все пошло не так?
Когда он дошел до гостиной Гриффиндора, то старался идти по краю, боясь попасться на глаза сидевших там студентов. Одни смеялись с друзьями, другие слушали музыку, третьи обсуждали домашнее задание, а некоторые целовались на диване.
Он нырнул вверх по лестнице, и вошел в спальню. Там было темно и тихо…
Со времен отца многое изменилось, теперь в общей спальни могли жить ученики с разных курсов. И сейчас Джеймс был рад, что жил с несколькими ребятами со старших курсов. Они давали уверенность в том, что Джеймс доживет до старших курсов.
Ему нужна была уверенность сейчас, чтобы кто-то понял и поддержал его. Поверил в него…
Джеймс глубоко вздохнул в пустой комнате.
Джеймс вымылся в маленькой ванной, переоделся, и сел на кровать, смотря на ночные башни замка. Нобби наблюдал за ним из клетки у окна, щелкая клювом время от времени, желая расправить крылья и принести парочку мышей, но Джеймс не замечал ее.
Дождь заканчивался. Облака расходились, открывая взору большую серебристую луну. Джеймс смотрел на нее долгое время, сам не зная, чего он действительно ждал. В конце концов, ничего так и не произошло. Никто не поднялся, ничего не случилось. Джеймс слышал голоса из гостиной. Это было в пятницу вечером. Никто не собирался ложиться спать рано. Он чувствовал себя совершенно одиноким и вымотанным. Он скользнул под одеяло и снова стал смотреть на луну.
Вскоре, он заснул.
Джеймс провел большую часть выходных в гостиной Грифиндора. Он знал, что ни Ральф, ни Зейн не могли попасть в общую гостиную без пароля, и у него не было настроения встречаться сейчас с кем-либо. Он читал главы, заданные ему на уроках, практиковал некоторые простейшие заклинания. Он был особенно раздражен, когда обнаружил, что не может поднять в воздух перо, и крутился вокруг стола, как только мог, чтобы заставить его летать. Через двадцать минут он не выдержал и выругался так, что его мать даже не знала, что он владеет такими словами. И в сердцах бросил палочку на стол, она тут же выстрелила потоком фиолетовых искр, будто удивляясь тому, как с ней обращаются.
Наступила суббота, а это значило, что Джеймсу пришлось отрабатывать наказание вместе с Аргусом Филчем. Джеймс следовал за Филчем по коридорам, держа в руках ведро и щетку с гигантской жесткой щетиной. Иногда Филя останавливался и, не поворачиваясь, указывал на место на полу, на стене или статую. Чаще всего это были небольшие рисунки или грязные места на полу, протоптанные учениками. Джеймс тяжело вздыхал, окунал щетку в ведро и начинал тереть обеими руками. Филч привередливо рассматривал Джеймса, как будто он был лично ответственен за каждый испорченный участок замка. Пока Джеймс работал, Филч бормотал и причитал о том, что раньше наказания были намного суровее. В скором времени, Джеймсу былр разрешено вернуться в свою комнату, его пальцы были холодными, красными, жутко болели и, к тому же, пахли ужасным коричневым мылом Филча.
В воскресенье днем, Джеймс бесцельно блуждал по территории замка и столкнулся с Тедом и Петрой, которые валялись на одеяле, якобы рисуя астрономические карты на пергаменте.
— Теперь, когда Трелони, преподавателя Прорицаний, заменила мадам Делакруа, у нас появилось фактическое домашнее задание. — Пожаловался Тед — Предмет, на котором просто смотришь на чаинки и произносишь пессимистичные прогнозы, был довольно забавным, на самом деле.
Петра сидела, прислонившись к дереву, и разбирала схемы карт на коленях, сравнивая их с огромной книгой созвездий, лежащей открытой на одеяле.
— В отличии от Трелони, у Делакруа, кажется, есть представления о том, что астрология-жесткая наука. — Сказала она, качая головой от отвращения. — Как будто камни, которые крутятся во Вселенной, знают о моем будущем намного больше, чем я.
Тед попросил Джеймса остаться, и подержать карты, так как их становилось слишком много. Чувствуя, что он не помешал ничему личному, и, что ни Тед, ни Петра не собираются воспитывать Джеймса «ужасными пробными испытаниями по Квиддичу», Джеймс плюхнулся на одеяло и посмотрел в книгу со звездными картами. Черно-белые рисунки планет, каждая из которых имела имя, иллюстрации мифических существ, планеты кружились и медленно поворачивались на страницах, их орбиты обозначались в виде красного эллипса.
— Какая из этих планет называется Вокет? — спросил Джеймс сухо.
Петра перевернул страницу.
— Харди-Хар.
Джеймс перевернул страницу с созвездиями этой огромной книги, наблюдая за перемещением планет и потусторонними астрологическими объектами.
— Итак, как тогда ладят профессор Трелони и мадам Делакруа? — Спросил Джеймс через минуту. Он вспомнил, что Демьян подозревал о каких-то разногласиях между ними.
— Так же, как масло и вода, — ответил Тед, — Трелони пытается найти общий язык, но она, скорее всего, ненавидит королеву вуду. Что насчет Делакруа, так она даже не притворяется дружелюбной. Они из разных миров, во всех смыслах этого слова.
— Мне больше нравятся уроки Трелони. — Пробормотала Петра, что-то быстро зарисовывая на своем пергаменте.
— Мы все знаем, что ты думаешь, дорогая. — Успокоил ее Тед. Он повернулся к Джеймсу. — Петра любит Трелони, потому что она знает, что гадание представляет собой набор случайных знаков, символов, который мы используем, чтобы разгадать смысл. Трелони конечно же думает, что этим руководит магия, но все же она понимает, что это лишь набор безделушек вперемешку с субъективным мнением. Петра любит факты, так что, если Трелони все же пытается внести какую-то серьезность в предсказание, она не делает уроки жестокими.
Петра вздохнула и закрыла огромный фолиант на замок.
— Гадание-это не наука, это психология. По крайней мере, Трелони получает предсказание и верит в него. Делакруа… — И тут она бросила книгу на кучу пергаментов рядом с ней и закатила глаза.