Джек поднялся, весь дрожа. В комнате так странно пахло. Он подошел к спящему и дотронулся до его плеча.
— Па! Мистер Эллис! Па!
Никакого ответа. Они подождали. Джек сильнее дернул за руку. Она казалась безжизненной. Подошла Мери, стараясь приподнять свесившуюся голову дяди. Она слабо вскрикнула.
— С ним что-то неладное, — сквозь слезы сказала она.
К счастью, доктор Ракетт оказался наверху. Они позвали его, Тома и Тима и отнесли мистера Эллиса в «отходную».
— Теперь оставьте меня с ним одного, — сказал доктор.
Через десять минут он вышел из «отходной», затворив за собой дверь. Его встретил Том, вопросительно взглянув на него. Доктор покачал головой.
— Па ведь не умер? — спросил Том.
Ракетт сделал утвердительный знак головой.
На минуту лицо Тома исказилось, но он немедленно овладел собой, только губы, губы австралийца, похожие на зарубцованную рану, еще плотнее сжались. Он вошел в «отходную». Надо было поехать за зятем — адвентистом из Йорка. Отправился Джек. — Лучше умереть по дороге, чем оставаться в доме.
Хотя Джек относился к адвентисту отрицательно, тем не менее он нашел, что у себя дома он менее противен, чем в гостях. Жена его залилась слезами и убежала к себе в комнату. Адвентист, не обнаружив никакого волнения, вынул из буфета бутылочку виски и налил себе и Джеку.
— Я должен быть через четверть часа в церкви, но я опоздаю на пять минут, — объявил пастор. — Жена, разумеется, останется дома. Кто? Гм! Кто займется делами в Вандоу?
— Какими делами?
— Ну там есть над чем подумать… О наследстве, например.
— Меня послали за вами, — ответил Джек, — из этого я заключаю, что ведение дел они желают поручить вам.
— Ну, разумеется, разумеется. Сейчас же после обедни я приеду к вам с женой. Одну минуту!..
Он подошел к столу и написал записочку, которую сложил треугольником и вручил Джеку.
— Вот это для англиканского пастора. Передайте ему. Я назначил на вторник, половина одиннадцатого. А вот это — для гробовщика.
Он многозначительно взглянул на Джека.
— Иосии Дженкинсу, гробовщику. Третий дом от угла.
Солнце село, и когда Джек медленно проезжал по улице, с колоколен церквей раздался звон колоколов — бом! бом! Люди шли в церковь в своих праздничных нарядах.
Джек не любил воскресных дней в Йорке. Они казались ему какой-то детской забавой, чем-то неестественным и натянутым.
Иосия Дженкинс — безбожник — сидел на чердаке со стамеской в руках и работал при свете фонаря. Он прочел записку, и лицо его просветлело.
— Двое сразу! — со смаком воскликнул он. — Кто бы мог подумать! Целый месяц у меня не было такого заказа. — Он почесал за ухом. — До вторника немного времени, ну да ладно, постараемся. Пошлю к вам с покойника мерку снять. А для старушки сейчас начну. Посмотрим, посмотрим… верно футов пять будет. Не правда ли?
— Не знаю, право, — хрипло произнес Джек. — Вы говорите о гробе? — Он был в ужасе.
— Разумеется, а то о чем же? О гробе и разговор, коли я гробовщик.
Джек в страхе удрал от него. Но, усевшись в экипаж и проезжая по городу мелкой рысцой, он вдруг весело рассмеялся. Во всем этом было столько смешного! А почему бы и нет? Пусть и на его похоронах будет немного смешно — ведь это только облегчает дело.
Как только он приехал домой, к экипажу подошел Том. Лицо его было сурово. Он грубо и торопливо распряг лошадь. Джек, не зная, что сказать, предпочел молчать.
Ленни приехал верхом на Люси.
Он соскочил на землю и дернул лошадь за узду.
— Идем, старая дурында, проклятая, — говорил он, всхлипывая и отводя лошадь в конюшню. — Проклятый идиот, этот дядя Джо! — продолжал он сквозь порывистые рыдания. — Расспрашивал он меня, расспрашивал, а я-то сам ничего не знаю! — Он громко заревел, ушибившись нечаянно свалившимся седлом. — Ракетт сказал мне: «Лен… (громкие рыдания и всхлипывание) твоему отцу нехорошо, а бедная бабушка скончалась — ой-ой-ой — отправляйся сейчас же за дядей Джо!» Черт его побери… а когда я спросил Тома, что с Па, то этот старый балда так взглянул на меня, так взглянул…
— Не плачь, Ленни, — сказал Джек, сам заливавшийся в темноте горючими слезами.
— Я вовсе не плачу, осел, — вопил Ленни. — Я к Ma пойду; да, да, я к ней хочу. Она одна мне скажет разумное слово. — Он пошел было в дом, но вернулся.
— Почему ты не идешь туда, Том? — спросил он. — Почему ты стоишь здесь? — Страшное гробовое молчание воцарилось у входа в конюшню. Его прервал стук остановившегося у ворот экипажа. Незамужние тетки.