— Том, что такое «юнкер»?
— Низкий, четырехколесный, длинный экипаж для перевозки бревен.
— А я думал, что это человек. Почему ты не любишь Ракетта?
— Я презираю его самого и его деньги. Это никому не нужное, вонючее растение. Видеть его не могу. Старый Джордж по секрету сказал мне, что он уезжает, а то я ни за что не бросил бы дома.
— Он ведь ничего плохого не делает.
— Ты уверен? Ma его тоже не выносит, а когда он начинает высокопарно рассуждать с Мери, я готов ему съездить по физиономии.
Том вступал в дружбу со всеми встречными, останавливая их и задавая вопросы. Большинство странников были люди куда-то шедшие, на что-то существовавшие, чем-то промышлявшие. Но встречались также семьи, ехавшие в ближайший поселок за покупками или в гости. Однажды мальчикам попался навстречу отряд конной полиции, разыскивающий сбежавшего преступника. Проехал верхом священник. Мало-помалу дорога становилась им близкой, более близкой, чем когда-либо был свой родной дом.
— Едем дальше! — было обычным восклицанием Тома, когда они несколько дольше задерживались у родных. Он чувствовал себя счастливым лишь в дороге. Им случалось много миль ехать в одиночестве. Но там, где были ручьи, там были и признаки жизни.
Вандоу и все связанные с нею переживания стушевывались все больше и больше. Джек ничего не имел против этого. Он любил землю, дикие места, глушь леса. Только бы подальше от жилья, от вспаханной земли, от поселков! Туда, где можно быть только с самим собой и с девственной землей.
Рассчитав, что на пароход им слишком рано, юноши провели сутки в совершенно безлюдном месте. В глубокой тишине вечера на Джека снова навалилась тоска по Монике, по женщине вообще. И снова ему становилось ясным, что свободы никогда не будет, пока человек обуреваем страстями, желаниями, тоской. Но можно ли отделаться раз и навсегда от всех желаний и страстей?
Он обрадовался, когда дорога свернула к морю. Огромному бледно-голубому морю с незнакомыми ему берегами. Однообразному морю, всегда навевавшему на душу мир, тишину и удовлетворение. Он любил его со всею страстью истинного англичанина и, выехав из наводивших на него жуть зарослей, сразу вздохнул свободно, почувствовал себя как дома.
Вот дорога снова свернула в сторону болот и кустарника, чтобы на следующее утро открыть величественный, беспредельный и неведомый океан, с лазурно-ясным горизонтом, со сверкающими розовыми берегами!
Они приближались к концу своих странствований, приближались к маленькой гавани, к кораблю, к людям.
ГЛАВА XVII
Через два года
Небо, покрытое серыми и белыми облаками, кое-где разорванное яркой синевой. Зеленоватое, с золотистым отливом, пенистое море.
Вблизи — группа островов, немного дальше — крошечный белый парус, быстро приближающийся, подгоняемый свежим и сильным северо-западным ветром. Он появился как бы из-за края земли и вот-вот проскользнет между островами. Моряки на верфи в Фриментле, едва заметив вырисовывающийся среди пенистых волн, величественно приближающийся к ним корабль, знали, что это судно — обычный скотовоз. Несмотря на это, они продолжали наблюдать за ним. При повороте к гавани всем уже стало ясно, что это старая шхуна «Венера»; она весело шла и, поманеврировав немного, причалила к пристани. Вот они! Да, это они, Том и Джек, хотя и родные матери не узнали бы их. Оба до ужаса похожи на своих спутников; небриты, с отросшими волосами, в засаленных, грязных рабочих блузах, придающих им вид подозрительных изгнанников. Но зато, наверно, у них в карманах деньги.
Два, почти три года прошло с тех пор, как они покинули Вандоу. Более трех лет назад Джек, прибыв из Англии, причалил к этой самой пристани. Но он до того изменился, что и сам не смог бы припомнить, каким был раньше.
Существуют слова: родина, Вандоу, Англия, мать, отец, сестра, но они не звучат больше. Они подобны слабому, далекому звуку колокола, который не производит впечатления, даже если смутно доходит до тебя.