— Да я тебе все в двух словах расскажу. Положение на сегодня у нас такое. Десять бригад тракторных, двадцать три лошадиных. Бригадиры все тебе знакомые: наши, из Починок, чижовские. И Советкин работает и Козловы. Катерина Восьмеркина за бригадира ездит. Во как закрутили! Встречный мы выставили: пятнадцать процентов сверх плана. Как будто невелика цифра — пятнадцать, а по вашим теперешним масштабам это полторы тысячи гектарчиков. И мечтать прежде не могли, а справимся. Мы с Яшей, как две руки, сработались. Теперь твоя очередь пришла себя показать. Берешься?
— Берусь, — ответил Чарли смело. — Ладно, берусь. Только я еще не совсем представляю себе план и организацию работ.
— Ну, это дело несложное. Вот закусим и поедем. Агроном тебе все разъяснит.
— А разве у нас теперь есть агроном?
— А то как же! Мишка Громов, старика Громова сын. Не знаешь его?
— Не знаю.
— Скоро узнаешь. Парень подходящий. Главное, все места кругом изучил. Да ты сам увидишь.
Через час Джек, Николка, Громов и Чарли выехали на автомобиле в сторону Пичеева.
— Эх и пригодилась нам твоя машина, Ифкин! — сказал Николка, наклонясь к уху Чарли. — Без нее нипочем бы не управились. На лошади нашего комбината не обскачешь — падет. А на машине каждый день все бригады объезжаем.
Они ехали по пичеевской дороге и миновали уже, не останавливаясь, две бригады трактористов, которые кончали свои участки. Чарли только помахал рукой Капралову, который стоял недалеко от дороги, у трактора. Капралов закричал что-то вслед, но что — нельзя было разобрать. Дальше дорога шла в гору, и автомобиль замедлил ход. Николка попросил остановить машину на перевале.
Отсюда с горы все было видно на много километров вперед. Как бы огромный план раз вернулся под ногами. Черные, недавно запаханные квадраты, озимь, и еще не запаханные, серые участки. Горизонт был подернут дымкой, и за ней скрывались дальние края полей.
Маленькие тракторы внизу ползали, как жуки, и земля под их плугами из серой делалась черной. Некоторые работали стайками, по пять-шесть штук, и полоса запашки за ними была широкая, как река. Все это было покрашено солнцем, свежая зелень рябила в глазах. Но воздух был душен. Огромная, пузатая туча голубиного цвета подползала с севера на тонких ножках дождя.
— Эх, помочила бы посевы! — сказал Николка мечтательно. — Но так, чтоб пахоту не тронула.
— Так и будет, — произнес Джек, оглядывая небо. — Она ближе к линии прольется.
— Здесь упадет! — крикнул Громов.
Николка подошёл к Чарли и показал вперед.
— Вот туда тебе надо. Сейчас я тебя с работниками познакомлю и в курс дела введу. Участок отстающий, не скрываю, но я на тебя рассчитываю.
— Чарли не подгадит, — сказал Джек и обнял приятеля. — Ему трудодни выколачивать надо. Да и «катя» ему поможет: ведь в ней четыре трактора сложено.
— Видишь теперь наш план? — спросил Николка и ткнул Чарли в бок.
— Вижу! — ответил Чарли. — Вижу ваш план и план всего СССР — идти все время вперед. И если: мы будем так двигаться дальше, то…
Чарли не кончил. Угловатая, злющая молния запрыгала в туче, как бы силясь вычеркнуть ее с небес. Гром ударил неожиданно близко и оглушительно. По земле побежал ветер.
— Что — то? — закричал Николка.
— Честное слово, мы в пять лет действительно перегоним старую Америку.
Чарли сказал это и покраснел. Николка захохотал:
— Нашел чем пугать! Это в нашем плане значится. Помяни мое слово, Ифкин: придется тебе еще домой, за океан, бригадиром ехать, чудеса показывать.
Гром ударил опять. Туча опустила перпендикуляры на ближние поля, и с земли туманом поднялись мельчайшие брызги. Тракторы один за другим скрывались из глаз. Джек побежал поднимать в машине верх.
А через минуту автомобиль покатил навстречу водяной стене. Люди, сидевшие в машине, не боялись дождя.
Миллионы этих крупных капель сулили победу, радость, урожай.
Владимир Фалеев
УТОПИЯ ИЛИ АНТИУТОПИЯ?
Читая роман «Джек Восьмеркин американец», волнуешься: а сможет ли главный герой Яшка-Джек прижиться на советской почве? Яшка родом из села Починки, провел восемь лет в США, там возмужал, приобрел опыт наемного рабочего и цель жизни — купить клочок земли, чтобы стать на нем фермером, — возвращается на Родину, в СССР… Это не американец-миллионер, это американец-рабочий, трезвый, энергичный, дисциплинированный и целеустремленный. Сможет ли он существовать у нас? Захочет ли работать, если ему отказать в праве купить свою маленькую ферму? Будет ли энергично и смекалисто трудиться, если его лишить личной заинтересованности?
«Джек Восьмеркин американец» впервые издан в 1930 году, с той поры имя русского американца Джека стало нарицательным, хотя сам образ привлекает не столько литературоведов, которые как бы опасаются его сложности, сколько социологов и экономистов. Недавно этот необыкновенный персонаж весело прошел по экранам нашей страны в одноименном фильме, еще раз обращая всеобщее внимание на то, что он, Яшка, однажды став Джеком, уже никогда не сможет обернуться снова в Яшку… Американский рабочий инороден советскому образу жизни, более того, не поддается «перевоспитанию». Не странно ли?
Прежде чем приступить к анализу характера этого героя, к «разборке и сборке» романа, вспомним об авторе книги — Николае Григорьевиче Смирнове (1890–1933), который, прожив короткую жизнь, всего сорок три года, десять лет из них отдал детской литературе. Он родился в Вязьме. В 1912 году окончил юридический факультет Московского университета и еще до Октябрьской революции оказался в петербургском театре «Кривое зеркало», для которого сочинял пьесы, настораживавшие царскую цензуру. По складу своего таланта он не был сатириком, а скорее — аналитиком судеб, видевшим тайные мотивы поступков, умел весело рассказывать об этом, с грустным подтекстом, в той манере, которая дорожит принципом: «один пишем, два в уме».
После революции Николай Смирнов организовал в Калуге революционный театр сатиры, стал его режиссером, а затем увлекся литературным творчеством для детей и юношества; лучшими его книгами признаны историко-приключенческая повесть «Государство Солнца» (1928) и роман «Джек Восьмеркин американец» (1930), хотя читатели не без интереса встречали и другие его произведения.
Уже сам выбор героев — незаурядных, отважных, авантюристов и романтиков, искателей приключений и странников — позволял писателю вместе с ними обсуждать проблемы переустройства общества и перековки личности.
«Джек Восьмеркин американец» написан вслед за повестью «Государство Солнца»; уже в ней поставлен великий вопрос, над которым ломали головы могучие мыслители: как и зачем перестраивать общество?
Государственная структура делает людей несвободными; одни оказываются богатыми, другие бедными. Как быть? Куда звать людей? В рай или в ад? Если в стране ад, то возможен ли рай? И вот теоретики, сидя за письменным столом, конструируют разные модели общественного жизнеустройства. Утопия — сказочная модель, антиутопия — разоблачительная. Обе модели неосуществимы. А возможны ли другие варианты? И какой из них считать за наилучший?
Повесть «Государство Солнца» рассказана от имени жителя Камчатки Леньки Полозьева, невзначай ставшего сподвижником отважного практика-утописта Августа Беньовского, который в конце XVIII века, начитавшись «Утопии» Томаса Мора (1478–1535) и «Города Солнца» Томмазо Кампанеллы (1568–1639), попытался на Мадагаскаре воплотить утопическую идею в жизнь, основав государство равных — город Солнца (город Здоровья). Ясно, что из затеи ничего путного не вышло, но герой на то и герой, чтобы смело произвести эксперимент.
«Он приехал сюда для тех сотен тысяч черных, которых скрывала от нас стена тропического леса. Он не знал этих черных, и они не знали его, но он верил в то, что они поймут в конце концов, в чьих интересах высадился он на этом сыром берегу, объединятся, забудут свою дикарскую лень и примутся за работу по плану, который он составил в Париже. К этому он решил двигаться хитростью, насилием, уговорами, но неуклонно. Он совершал малое, имея в виду большое. Он не стукнул бы пальцем о палец, если бы это было безразлично для его основного дела. Только один он из всех нас умел видеть среди бедствий и нищеты ростки Государства Солнца».