Тот сорванец из кино просто ангел во плоти по сравнению со мной в детстве. Я изгалялась, как могла, а маман слезами обливалась. Ася злилась на мать, но меня по-своему любила, мы с ней были «не разлей вода». Вообщем, получался замкнутый круг.
Ни филологом, ни музыкантом я не стала, выбрала карьеру актрисы, а потом, бросив театр, ушла в журналистику.
А вот Василинка помимо таланта к рисованию и слуха, владеет нежным, звонким голосом. Нуцико Вахтанговна, тётка Димы, считает, что её племянница, когда вырастет, будет обладать роскошным колоратурным меццо-сопрано. Но меня охватывает недоумение. Да, у Василинки есть голос, но пока ещё рано о чём-либо говорить, ведь она ещё слишком маленькая. Вот вырастет, увидим. Однако, Нуцико бывший аккомпаниатор и преподаватель музыкального мастерства, ей видней.
Надеюсь, мой дедушка будет счастлив. Её «серебряный» голос, словно колокольчик, звучит в гостиной, когда она занимается. Может, он будет так же трепетно относиться и к правнучке, с такой же нежностью, как заботился когда-то обо мне.
- Ты чего улыбаешься? – вернул меня к действительности голос Беаты.
- О дочке думаю, - вздохнула я.
- О старшей? – уточнила Беата.
- Да, - кивнула я.
- Да, ты её обожаешь, - хмыкнула подруга, понизив голос, - частичка Димы.
- С чего ты взяла? – дёрнулась я.
- Ты мне всего две Лизины фотографии прислала, три Лёнины,
а фоток Василисы за тысячу зашкаливает. Делаю выводы, - развела руками подруга.
- Н-да, - вздохнула я, - я всё больше делаюсь похожей на свою мать, и это меня пугает. Получается как-то неосознанно, спонтанно, а потом думаешь, это неправильно. Я всё время вспоминаю своё детство, пытаюсь что-то сделать, но выходит через пень колоду.
- Бросай Макса, - прошептала Беата, оглянувшись на всякий
случай, чтобы мой муж этого не услышал, - тогда ты не будешь чувствовать такого раздражения. Ты страдаешь, тоскуешь по Диме. Над своими младшими ты так не трясёшься, как над старшей.
- Это, да, - согласилась я, вертя ложку между пальцев, - ладно, хватит болтать. Уже раннее утро, и я хочу хоть немного поспать.
- А я займусь лепкой, - встала подруга, - с этой нервотрёпкой с меня весь сон слетел.
Я кивнула и отправилась спать, отчаянно зевая. Макс устроился около меня, и мы заснули.
Беата меня растолкала около двенадцати часов дня, свежая, словно майская роза, чем меня удивила, после бессонной ночи.
- Ты что, робот? – хмыкнула я, потягиваясь, - глядя на тебя, создаётся впечатление, что ты не гостиную отчищала всю ночь, а спала на пуховых перинах.
- Всего лишь приняла душ и припудрилась, - улыбнулась подруга, - вставай. Пожуём и будем гостиную в порядок приводить. Там вообщем-то чисто, но надо что-то сделать с диваном.
- А что с ним сделаешь? – зевнула я, - его веткой пропороло. Если только каких синтепоновых пластов положить, а сверху плед кинуть.
- Блин, я идиотка! – закатила глаза Беата.
- Что за самокритика? – удивилась я.
- Твои мужики меня пошлют далеко и метко, если я их опять припашу, - вздохнула она, - они мне диван заменили на старый, из подвала, а тот вниз стащили. Только старый воняет клопами и кошками, и я всю голову сломала, как его проветрить.
- За несколько часов его не проветришь, - протянула я, задумавшись, - а знаешь, есть одна идея.
- Какая? – загорелись глаза у Беаты.
- Ароматические палочки! Свечи и тому прочая лабудень. Назажигаем тут этого всего, благовоний, ароматических масел, и не будет твоими клопами пахнуть с кошками.
- Это не мои клопы, - засмеялась Беата, - мне такая радость не нужна. Но идея, что надо. Тут есть неподалёку один магазинчик, торгующий всем таким, давай, сбегай.
Я кивнула, в темпе проглотила овсянку, переоделась, и выскочила на улицу. Впервые за несколько дней перестал лить дождь, выглянуло солнышко, и я в приподнятом настроении добежала до магазинчика.
Я люблю дождь, люблю его романтику, но всего хорошо в меру. Эта серость меня утомила, и спонтанно выглянувшее солнце подняло настроение.
Громко стуча высоченными шпильками, я вбежала в магазинчик, про который говорила Беата, и чуть не задохнулась. Лавка была чисто индийской, но продавщица, миловидная индианка, одетая в сари, говорила по-английски.
- Добрый день, мисс, - вежливо сказал она, - вы что-то хотите?
- Хочу, - кивнула я, - очень много ароматических палочек, ароматические свечи, аромалампу и масло к ней.
- Какой запах предпочитаете?
- Любой, но только не кокос, - улыбнулась я, - я его на дух не переношу.
- Хорошо, я могу предложить вам набор благовоний «Морская жемчужина», - сказала продавщица, - а так же сандаловые палочки. Подойдёт?
- Подойдёт, - кивнула я, - а какие ещё есть?
- Корица, эвкалипт, роза, кетаки, муск. Полно всяких.
- Давайте двести штук, по десятку разных, пять ламп, масло, розовое. И вон те конусы.
Индианка кивнула и ушла в подсобное помещение, а я стала разглядывать картинки индийских божков. Запах тут стоял удушающий, а я не любительница всех этих благовоний. Из запахов пользуюсь лишь духами. Тем более, сейчас говорят, что эти палочки очень вредны для организма.
Если рассуждать логически, в этом есть рациональное зерно.
Все уже давно знают, что пассивный курильщик более предрасположен к заболеваниям дыхательной системы, чем активный. Последний вдыхает и выдыхает дым, хотя тоже немалый вред организму наносит, а пассивный вдыхает огромное количество дыма, который вызывает повреждение реснитчатого эпителия в лёгких.
Ей-богу, не знаю, что такое реснитчатый эпителий, но звучит ужасно. Мне совсем не хочется, чтобы у меня такая дрянь развилась, поэтому я даже курю сейчас вдвое меньше.
У меня нет ни малейшей тяги, что вообще странно, ведь люди с такими мучениями отвыкают от сигарет, но недавно я поняла, что это чисто психологическая проблема.
А что я...
В раннем детстве я увидела, как курит одна актриса, знакомая моей матери. Она всегда очень элегантно, даже изысканно одевалась. У неё был утончённый вкус, великолепные манеры, а курила она всегда сигарету в мундштуке.
Я всегда глядела на неё с восторгом. Мне нравился золотой мундштук в её тонких пальцах, плавность движений.
А в десять лет она мне сделала неожиданный подарок.
При всех она подарила мне плюшевого мишку, а потом, в сутолоке, потихоньку протянула мне продолговатый футляр.
- Только маме не показывай, - прошептала она, - а то она будет сильно ругаться. Не отказывай себе в удовольствии, когда подрастёшь, а, как увлечение пройдёт, ты сама всё поймёшь. И решишь, как лучше.
Я тогда не поняла, что она имела в виду, но в футляре обнаружился изящный и очень дорогой мундштук. Нефритовый, выгравированный золотом, и берегла я его, как зеницу ока. Зашила в того медведя, что она мне подарила, и до последних дней он хранился в игрушке.
Я и думать о нём забыла, пока случайно не столкнулась с Ангелиной, подарившей мне мундштук.
Я покупала сигареты, когда чья-то лёгкая рука легла мне на плечо.
- Привет, - и я, обернувшись, увидела её.
- Привет, - улыбнулась я, - я давно вас не видела.
- А я тебя, - улыбалась она, - сначала я жила с мужем в Америке, а ты, когда я вернулась, съехала к мужу. Смотрю,
ты стала курить. А мой мундштук?
- Я его храню, - пояснила я, вспомнив про медведя и зашитый мундштук.
- А я бросила, - улыбнулась она, - астма образовалась, да и я поняла, что наигралась в гламурную леди двадцатых годов.
- Вы по-прежнему гламурная, - хмыкнула я, - и утончённая.
- Спасибо, - кивнула она, - это чисто психологическая проблема. Когда тебе надоест, ты бросишь. Я поняла, что тебя это влечёт, и поняла, почему. Потому и подарила мундштук.