Он замолчал, видимо, исчерпав запас своего остроумия, Я тоже сидел молча, наблюдая, как шутовская ухмылка покидает обладателя самой поганой пасти в мире.
Лицо Сквиллы стало совсем серьезным.
— Ты коп-остряк, — сказал он наконец, щуря свои мерзкие белесые глаза, — послушай меня. Я думаю, что дьявол, твой старый корефан, до сих пор не позаботился прочистить тебе мозги. Неужели ты все еще не в состоянии усечь разницу между Штатами и Англией? А может, ты просто забыл, где находишься? Ведь вспомнить об этом было бы совсем нелишне: тогда ты, может быть, и уразумел бы, что сейчас у тебя столько же шансов сотворить одно из твоих громких дел, как у кролика догнать и взнуздать мустанга в степях Оклахомы.
Он сплюнул в открытое окно и вновь повернул ко мне свою злую физиономию.
— Так-то, Кошен! Болтуном ты был, болтуном и остался. А теперь сваливай, или я позвоню проводнику, и он выставит тебя вон.
Я продолжал молча курить.
— Если говорить о Штатах, — продолжал он, повышая голос и явно стараясь взвинтить себя, — то там ты и в самом деле на что-то способен; может быть, там и найдутся люди, не считающие тебя дураком… Но здесь ты имеешь право только молоть языком. А потому отправляйся к чертям свинячьим, да не забудь тихо прикрыть за собой дверь! Вон отсюда! Убирайся!
Я вдохнул, выпустил аккуратное колечко дыма и, любуясь им, сказал, не повышая тона:
— Ты скверно воспитан, Сквилла. Необразован и скверно воспитан.
— Я сказал!..
— Помолчи! Кое в чем ты, возможно, и прав. Не исключено, что здесь действительно Англия и…
— Если ты…
— Терпение, Сквилла, терпение. Возможно и то, что мой значок ФБР здесь, действительно, ничего не значит. Спорить с тобой относительно этого не буду.
— А потому…
— Помолчи! Не думаю, чтобы ты успел забыть меня и знаешь, что если я желаю говорить, ты, нравится тебе или нет, будешь общаться со мной. Теперь же я, пожалуй, последую твоему предложению и, как выразился, уберусь отсюда. Однако — и ты это отлично понимаешь — я не могу расстаться с тобой, не набив предварительно тебе морду. Одной приличной оплеухи тебе хватит.
— Но!..
— Помолчи. И за карман тоже не нужно хвататься. О чем это я говорил?.. Так вот, после того, как я обработаю твою физиономию, ты не позвонишь проводнику, как бы ни хотелось тебе это сделать. И я могу объяснить по какой причине.
— Не желаю…
— Желаешь или нет, но выслушаешь. Ты член банды, во главе которой уже восемь месяцев стоит небезызвестный Бэг Франчелли; ты работаешь на него, у тебя при себе револьвер… Кстати, именно из этой пушки ты продырявил голову Маккингли. Вижу, однако, что выстрел не обеспечил тебе независимости от Франчелли. Вывести отсюда некоторые заключения совсем не трудно, но мне нужны не только выводы, но и кое-какие конкретные детали. Ты же, Сквилла, настолько туп, что не только препятствуешь мне в этом, но и зачем-то желаешь включить в эту забавную игру проводника. Или думаешь, будто мне трудно будет доказать, что дырка в голове Маккингли проверчена пулей из шпалера, за который ты сейчас хватаешься…
— Все это надо еще доказать, умник. А пока, хватит трепаться, или я…
Возможно, он придумал что-то забавное, но ему так и не удалось довести свою мысль до конца. Я отвел левой рукой его поднятый для защиты правый кулак и молниеносно провел хук правой в подбородок — такой удар со стопроцентной гарантией укладывает на пол ребятишек покрепче Сквиллы, хотя и он отнюдь не слабак.
Голова Сквиллы устремилась к изголовью, но прежде, чем она его коснулась, я успел провести удар левой, окончательно припечатавший ее к подушке.
Я не стал наслаждаться зрелищем, а вернулся в ресторан, сел за столик и погрузился в размышления. Какова цель путешествия, предпринятого этим опасным негодяем, — вот что по-настоящему интриговало меня. В самом деле, какой дьявольский замысел мог привести этого скользкого, как угорь, бандита в Англию? Скорее всего, он находится здесь по поручению Франчелли, выполняя его указания. А если так, то мне следует быть начеку. Бэг Франчелли — опытный и опасный гангстер, он берется за крупные дела и готов для достижения успеха оставить за своей спиной дюжину трупов. Он ловок — правосудие до сих пор не сумело наложить на него руку, более того, мы даже не знали, как он выглядит.