Тут мы увидали впереди небольшую полянку, а на ней дом, в котором горели свечи, и тут на поляну вылетел Донован, соскочил с лошади и заорал:
– Открывайте, чертовы идиоты! Нас раскрыли! Элкинс у меня на хвосте!
Дверь отворилась, и он нырнул в темноту с криком:
– Закрой дверь и запри на засов! Выломать он не сумеет!
А следом кто-то подхватил:
– Задувайте свечи! Вон он, уже показался из леса!
Загрохотали выстрелы, над моей головой засвистели пули, так что я придержал Капитана Кидда, оставил его за деревьями, а сам спрыгнул на землю, схватил большое полено, которое еще не успело сгнить, и побежал прямиком к дому. Те, кто заперся внутри, такого не ожидали, и только один в меня выстрелил, да и то попал в полено. Через секунду я врезался в дверь… то есть налетел на дверь поленом, и та треснула, сорвалась с петель и упала внутрь, придавив разом троих или четверых человек, которые тут же заверещали во всю глотку.
Я ввалился в дом, ступая прямо по обломкам; все свечи они успели задуть, но через окно немного светила луна, и я разглядел перед собой три или четыре фигуры. Они пытались застрелить меня, но в доме было так темно, что они не видели цели, и пули всего лишь оцарапали меня в некоторых неважных местах. А я двинулся на них, схватил всех разом в охапку и принялся дубасить об пол. Я понял, что у меня под ногами кто-то есть, потому что, когда я топтался на месте, кто-то вопил, к тому же я то и дело натыкался сапогами на чью-то голову и отвешивал ей хорошего пинка. Я даже не знал, кто у меня в руках, потому что в доме стоял такой дым из-за всего этого пороха, что одного лунного света уже было мало. Но никто из тех, кто попадался мне под руку, не был похож на Донована, а те, кто валялся под ногами, вопили не его голосом, поэтому я принялся освобождать дом, выкидывая одного за другим за дверь, и всякий раз, когда я отправлял на улицу очередного бандита, с крыльца доносилось звонкое «хрясь!» – это Глория стояла у выхода и колотила дубинкой по голове каждого, кто показывался в дверях.
Наконец в доме не осталось никого, кроме меня и еще одного человека, который метался из стороны в сторону, пытаясь проскользнуть мимо меня и выскочить за дверь. Я схватил его, приподнял и уже хотел было швырнуть на улицу, как он вскрикнул:
– Прошу вас, мой колоссальный друг! Я сдаюсь и требую, чтобы со мной обращались как с военным пленником!
– Пивной Бочонок Джадкинс! – воскликнул я.
– Собственной персоной, – подтвердил он. – Вернее, то, что от него осталось.
– Пойдем-ка со мной, потолкуем! – прорычал я и, не выпуская его из рук, шагнул за порог. Едва я вышел на улицу, как меня что-то крепко ударило по голове, а затем Глория пискнула, как напуганный лосенок.
– Ой, Брекенридж! – простонала она. – Я не знала, что это ты!
– Ерунда, – сказал я и выставил перед собой пленника. – Вот оно, мое алиби! Держу его прямо за горло! Ну, Пивной Бочонок Джадкинс! – сказал я строго, а затем поставил его на ноги и поводил огромным кулаком у него перед носом, – если тебе не наплевать на свою бессмертную душу, говори сейчас же, где я был прошлой ночью?
– Пил вместе со мной брагу в миле от дороги на Медвежью речку, – прохрипел он и испуганно покосился на груду тел, сваленных у порога. – Признаюсь во всем! Ведите меня в темницу! Мне придется ответить за свои грехи. Со мною все кончено. И пусть я был лишь орудием в руках у злобного разума, так же, как эти несчастные преступники, лежащие здесь…
– Один пытается уползти! – сказала Глория и огрела вышеупомянутого беглеца дубинкой по шее. Он повалился на живот и завыл знакомым голосом.
– Джафет Джалатин! – рявкнул я. – Ах ты чертов ворюга, нет у тебя никакой голодной жены!
– Он сказал, что у него есть жена? Это он скромничает, – сказал Пивной Бочонок. – Насколько мне известно, у него их как минимум три: пайютка, мексиканка да китаянка из Сан-Франциско. Но по моим сведениям, все они сытые да гладкие.
– Меня обвели вокруг пальца! – прорычал я, оскалившись. – Меня обдурили! Растоптали мое доверие к людям! Пошатнули мою веру в человечество! Такой позор можно смыть только кровью!
– Не заставляй нас платить за чужие грехи! – взмолился Джафет. – Это все Донован придумал.