– Где он? – крикнул я, озираясь вокруг.
– Поскольку мне знакома его натура, – проговорил Джадкинс, ощупывая челюсть, чтобы понять, в скольких местах она треснула, – я бы предположил, что он улизнул через заднюю дверь, пока внутри происходила драка, после чего прокрался к стойлу, скрытому в лесочке, где оставил гнедую кобылу, на которой прошлой ночью ограбил дилижанс на станции.
Глория вытащила из кобуры на его поясе револьвер, которым он так и не успел воспользоваться, и сказала:
– Иди за ним, Брек. А я позабочусь об этих койотах!
Я взглянул на стонущих разбойников, распластавшихся на земле, и подумал, что она запросто справится, а сам свистнул Капитана Кидда, и он, что удивительно, прискакал. Я оседлал его и обогнул дом, и тут же увидел, как из-за угла выезжает Донован верхом на гнедой кобыле. Луна светила ярко, и на поляне было светло, как днем.
– Стой! Сразимся по-мужски, ты, вшивый койот! – прогремел я, но он не ответил, а только пальнул в меня из револьвера и, видя, что мне на это плевать, тут же пришпорил кобылу, на которой не было даже седла, и поскакал вверх, к холмам.
Кобылка у него была отличная, но против Капитана Кидда у нее не было шансов. Мы отставали на какую-то сотню футов и быстро приближались, когда Донован доскакал до голой скалы, возвышающейся над равниной. Обернувшись, он увидел, что я уже близко, тогда соскочил с кобылы и спрятался за сосной, которая росла почти на самом краю гребня. Кустов поблизости не было, и, чтобы схватить его, мне пришлось бы пройти по открытой и залитой лунным светом местности, но стоило мне сделать шаг, как он тут же принимался стрелять. Тогда я вернулся туда, где начинался лес, размотал лассо, набросил петлю на верхушку сосны, а другой конец привязал к Капитану Кидду, и тот, потянув изо всех сил, вырвал дерево с корнем.
Когда сосна повалилась на землю и Донован остался без укрытия, он попытался сбежать вниз, но я подскочил к краю оврага, схватил камень размером с голову и швырнул в него, попав по ноге, под самое колено. Он покатился по земле, выронив оба револьвера, и взвыл:
– Не стреляй! Я сдаюсь!
Я отвязал лассо от сосны, подошел к нему и сказал:
– Прекращай стонать, противно слушать. Ты хоть раз слыхал, чтобы я так выл, а?
– Отвези меня в безопасную, уютную тюрьму, – сказал он. – Со мной все кончено. Моя душа полна сожаления, а шкура изрешечена пулями. Моя нога сломана, мой дух пал. Откуда ты взял пушку, из которой стрелял в меня?
– Не было никакой пушки, – гордо сказал я. – Я просто швырнул в тебя камень.
– Но ведь дерево упало! – ошарашено воскликнул он. – Только не говори, что ты сделал такое без помощи артиллерии!
– Я обвязал сосну веревкой да и повалил, – сказал я, а он громко застонал и весь обмяк на земле. – Ты уж прости, но мне придется связать тебе руки и закинуть на Капитана Кидда поперек седла. А ногу тебе, может быть, в Жеваном Ухе подлатают, если попросишь их как следует.
Он ничего не ответил, только оглушительно стонал всю дорогу до хижины, а когда мы добрались, оказалось, что Глория уже связала всем этим бандитам руки за спиной, а они пришли в себя и теперь хором стонали. В стойле возле дома оказалось полно лошадей, так что я усадил каждого верхом и привязал ноги к стременам для надежности. Затем я выстроил лошадей в шеренгу и связал голову каждой следующей с хвостом предыдущей, оставил только одну лошадку для Глории, и мы отправились в Жеваное Ухо.
– Что ты теперь собираешься делать, Брек? – спросила она, когда мы тронулись с места.
– Привезу этих подонков назад в Жеваное Ухо, – сурово ответил я, – и заставлю все рассказать шерифу и всем остальным. Но вся радость от торжества справедливости у меня мигом улетучивается, когда я вспоминаю, как моя семья обошлась со мной.
Ответить на это ей было нечего. Она ведь тоже росла на Медвежьей речке. Она все понимала.
– Зато нынешняя ночь, – с горечью продолжал я, – показала мне, кто мне друг… а кто нет. Если б не ты, эти ворюги и сейчас продолжали бы смеяться надо мною исподтишка, а сам я гнил бы за решеткой.
– Я бы никогда не бросила тебя в беде, Брек, – сказала Глория.
– Теперь-то я вижу, – ответил я. – А ведь раньше-то я думал о тебе плохо.
Мы уже почти довели наш стонущий караван до самого города, когда сквозь деревья замелькали горящие факелы людей, собравшихся на полянке перед тюрьмой. Там собралась целая толпа народу вместе с лошадьми, и вся эта живая река бурлила. Глория тут же придержала лошадь.
– Там толпа, Брек! – сказала она сдавленным голосом. – Они не станут тебя слушать. Они все в ярости, толпа всегда бывает в ярости. Они прикончат тебя, прежде чем ты успеешь хоть что-то объяснить. Хотя погоди-ка…