Все эти дни у Александры закрутились вокруг огромного черного чемодана, который Берри обхаживал аки барышню, разве что цветов не подносил, но комплиментами одаривал сполна. Теперь у нее имелось три странных соседа.
Один с глазами цвета ночи, чьи штаны и ее ног короче. С того дня как появился, ни разу не покинул дом.
Второй прелестный юноша с волосами цвета выжженной соломы и правильными чертами лица, сбегал временами, говорит, чтобы поглядеть на родителей. Странный.
Еще более нелепый третий сосед, который стал для Александры верным товарищем на целую неделю. Проще было сесть и сидеть на этот чемодан, чем и дальше слушать Берри, какой ужасной и мрачной была бы наша жизнь без этого угловатого чуда.
В этом доме с приходом юношей поселилось что-то странное. Оно постоянно витало в воздухе, раздаривая свой таинственный аромат. Нечто властвовало, как заблагорассудиться его гротескной душе, потому чемодан просто взял и исчез в один из дней. Объяснений этому не мог дать никто. Даже Берри, так горячо ратующий когда-то за него.
Зато спустя еще день на пороге появился хозяин дома собственной персоной, да не один, а с новым гостем, который показался Александре очень знакомым.
- Смею предположить, что виделся с вами ранее. – Голос нового знакомого был прекрасен, как и весь его облик.
- Признаюсь, и меня не покидает это чувство. – Сказала Александра, отвечая на его рукопожатие.
Он был самым приятным джентльменом, каких ей доводилось видеть.
~ АВЕНИР ~
Авенир сложил руки в молитве, не осознанно, повинуясь некоему порыву, естественному желанию.
Казалось он вот-вот защебечет на своем певучем языке "Отче наш", но не проронил ни звука.
Сохранность тишины, в которую он не верит, но отчаянно охраняет.
Светлые волосы изящными волнами ниспадали на юные плечи. Горящий фитиль от свечи отражался в их зеркальной поверхности едва ли заметным мотыльком. Неуловимым, но прекрасным.
Глаза его были прикрыты в каком-то сладостном блаженстве. И он управляет этим чувством-ощущением. Медленно пропускает по всему телу. Кончики пальцев, затем ресницы, густые тени от которых падали на щеки, затрепетали, словно крылья пойманной бабочки.
Его аккуратный ровный нос медленно втягивал теплый комнатный воздух. Ноздри то раздувались, словно паруса у бригантины, то становились на место, точно у скульптуры Адониса.
Заблудшая Странница, которая безрассудно, беспричинно вверила Авениру свою жизнь, доверила свое тело, но не получила ничего, наблюдала за ним, сидя в тени у священного алтаря.
Это сиюминутное представление значило для кающейся так много в то мгновение, что она задыхалась от наслаждения, наблюдая за немой молитвой своего идола.
Бороться с желанием припасть губами к его белоснежным прекрасно изогнутым кистям - пустая трата драгоценного времени.
О, чудо! О, зависть! Этому юнцу чуждо время. Неравный бой увенчался его победой над бездушными цифрами вселенной, подчинившими себе все живое в этом мире.
Жизнь этой женщины – дыхание прекрасного юноши.
Он Ангел.
Точно Ангел, спустившийся, чтобы составить ей компанию в этом бренном мире, ибо он вечен.
Восхитительные и восхитительные звуки подтверждают ее догадки.
Его голос. Его сладостный певучий голос в величественном соитии с тишиной. Он подобен раскатам грома, но безмолвен. Он подобен святым. Он сам есть наисветлейшее существо.
Прекрасный, непорочный ангел, говорящий ей слова. Правильные слова, но их смысл далеко заблудился в ее томно страдающей по нему душе.
"Никогда. Слышишь? Никогда больше не жди меня! И считай строжайшим запретом под угрозой жизни, навеянной смертью, произносить мое имя, очерняя свои прелестные уста. Никогда!"
Странница склонила, будто залитую металлом, голову и тяжко выдохнула, выпустив на свободу всю свою животную страсть вместе с кислородом из легких.
Авенир оторопел, приняв горячие вздохи по нему за горькие всхлипы.
"Не плачь! Я не стою твоих слез. Они проистекут и высохнут, но шрамы на душе неизлечимы."
Теперь она плачет.
Больше не может сдержать в себе всю эту Божественную палитру чувств. Они слились вместе и превратились в слезы. Чистые и звонкие, подобно звону венчальных колоколов, подобно звуку разбивающегося в припадке счастья сердца.
Она счастлива. Она преисполнена счастьем. Его слишком много для одной ее никчемной души, породившей только тьму при жизни.