Пылал ли в моей душе пожар любви хоть раз? Влюбиться, я считал, значит совершить самую крупную ошибку в своей жизни. Влюбиться все равно, что затянуть на собственно шее тугую петлю.
Влюбиться, значит потерять себя в ком-то, кто, возможно, никогда и не примет тебя.
Так я и думал, прожигая свою вечность, пока вчера не потерял ее, не успев даже обрести.
Днем, как обычно, мне составляла компанию какая-нибудь приятная особа, мило воркуя и держа меня под руку. Переплетаясь словами и пальцами, мы шагали с ней по шумной центральной улице, вдоль ярких и аппетитных витрин. За милой болтологией время пролетало незаметно и оставляло непременно приятный отпечаток в памяти, единственной неверной летописи вашей жизни. Солнце одаривало теплом каждую живую клеточку, легкий ветерок приятно холодил раскрасневшиеся щечки милых дам. Все вокруг в отзвуке вселенной вторило, что этот день чудесен, словно идеально вышедший из-под чужого пера пейзаж вашего городка.
Первыми внесли суматоху дети, появившиеся из ниоткуда с криками:
«Они ведут демона!»
«Сжечь демона!»
«Смерть демону!»
Перепугался я тогда не на шутку, отчего, как пригвожденный встал на месте. Спутница моя оторопела не меньше моего, поэтому состояние мое ей не показалось странным, напротив, в ту минуту она, как полагала, понимала меня.
Толпа на площади стала сгущаться, из бакалейной лавки за моей спиной вышел торговец и, расправляя пышные усы, готовился к представлению.
Зеваки собирались в тесный круг, какие-то умельцы сооружали погребальный постамент для кострища, несущего тошнотворный запах обгоревшей плоти. Впервые за долгое время меня обуревал страх. Лишь в такие мгновения возможно понять весь ужас этого мира, который внушает безотчетное чувство страха самому его воплощению.
Где-то слева от меня толпа начала расступаться, пропуская нечто неистово кричащее, но не избежавшего своей участи. И вот уже в поле моего зрения появляется тонкая белая рука, которую в безжалостных тисках сжимает здоровенный мужчина, которому под стать сворачивать горы ради милых дам, а не скручивать их белые прекрасные ручки. Тонкий стан, обтянутой плотной тканью непонятного цвета от грязи и крови. Мне стало не по себе. Девушка, хрупкое создание, продолжала жалобно плакать и кричать, чтобы ее отпустили, но все это было лишь пустым сотрясанием воздуха.
Толпа жаждала крови.
Желания толпы всегда исполняются, особенно, если это общее желание смерти. Она была на устах каждого. Посмею дерзнуть, сказав, что каждый в той гуще человекоподобных был убийцей. Даже мое сердце сжалось при очередном отчаянном крике, они же были непреклонны.
Я был решительно настроен вырвать это нежное создание из грязных лап толпы.
Один стражник с ней уже не управлялся, она таки сумела своей маленькой ножкой наподдать ему со звоном, который, клянусь, смог услышать каждый мужчина бывший тогда на площади. Ботинок на ней был лишь один, второй где-то утерян, отчего голая пятка имела вид ужасный, словно водили ее до этого по битому стеклу. Но мой восхищенный взгляд вновь и вновь возвращался к тонкой и изящной кисти, уже обездвижено висевшей вдоль ее тела. Один из ее пленителей не рассчитал свои силы, лишив хрупкое создание одной руки. Ситуация была аховая, но попытки девушки вырваться из чужих лап еще более яростными.
Мой возглас об утерянном благоразумии и призывом немедленно освобождения пленницы застрял в горле, стоило ей, отчаянной, развернуться и заглянуть мне прямо в душу, излив в нее всю голубизну своих бездонных глаз. Сердце, никогда не подводившее, ухнуло в эту бездну, забрав с собой и возможность дышать.
Никогда. Никогда, слышишь, мой драгоценный читатель?! Никогда я не знал и не узнаю после создания более прекрасного и чистого. На меня словно вылили ушат холодной воды и сказали:
«Смотри! Смотри, олух, вот она! Ее нигде нет, потому что она сейчас здесь прямо перед тобой!» Пока она смотрела на меня и молила лишь взглядом о помощи, я терял все приобретенные ранее навыки: дышать, говорить, двигаться, мыслить.
Ее подвели к самодельному постаменту, свели руки за спиной. Ее лицо перекосило от боли. Ее прекрасное лицо, что мучает меня по сей день, стоит только закрыть глаза, было в кровавых подтеках. На левой щеке, от уголка аккуратных губ, приблизительно пары сантиметров длиной, светился шрам, подаривший ей кривую предсмертную полуулыбку. Светло-русая россыпь волос спутано раскинулась по плечам.