Левую руку непривычно саднило, точно по старым шрамам когтями выцарапывали новые. Было душно и неуютно. Запястье жгло, но оставить его без прикрытия означало показать себя миру, который, увы, не готов принять свою темную сторону, потому судьба и уготовила мне теневую жизнь.
Мое внимание привлек юноша, отчаянно пытавшийся остановить поток слез, словно он стал отражением меня самого.
Руку обожгло. Инстинкт сработал. Наши взгляды встретились.
Его глаза были темными, как ночь, стоявшая тогда за порогом.
Я более не мог видеть ничего. Он тот, кто доставлял мне неудобства последние несколько дней. В этом не было сомнений.
Сигнал, который подавал мой организм, на дерзнувших статься бессмертными, всегда был точен. Вот уже некоторое время, блуждая по городу, я то и дело замечал неприятное жжение, но сейчас, когда руку обдало небывалым жаром, все встало на свои места.
Юноша, сидевший с темноглазым рядом, заметно засуетился, приметив кого-то за своей спиной.
Мой взгляд упал на белоснежную кисть, и весь мир замер.
Прямо за их спинами сидела она – причина моего существования.
Мысли в голове вступили в неравный бой: одни уверяли меня, что это всего лишь видение и не может быть правдой, другие кричали, вопили, вспыхивали фейерверками восторга.
Дабы убедиться в том, что глаза не обманули меня, я не выпускал ее из поля своего зрения. Всей душой я тогда пожелал действительно сойти с ума, чтобы это чудесное видение не покидало меня до конца моих дней. Дней же было и есть неисчислимое количество.
В тягучий аромат ладана ворвался вихрь ночной прохлады из открытой двери, на пороге которой стоял и говорил громко, не обременяя себя никакими приличиями и думами о чужом комфорте, мужчина огромного роста.
Он показался мне знакомым, особенно его голос и манера речи. Этот образ зудел где-то на задворках памяти, затуманенный временем и терпким ароматом алкоголя.
Определенно, так говорят только люди убежденные в своем исключительном превосходстве. Их речи обычно замаскированы участвующим тоном, сочувствующими нотками в прекрасной и лживой песни их собственного гнилого нутра.
Молодые люди вскочили со своих мест и направились к выходу.
Александра исчезла. Я испугался, что снова потерял ее, потому, резко встав на ноги, широкими шагами направился именно туда, где несколько мгновений назад застал именно ее. Сомнений больше не было.
Каково же было мое облегчение, когда она сама показала свою макушку из-под высокой спинки скамейки, под которой пряталась.
Так и не дойдя до нее, я, почувствовав слабость в ногах, с громким обреченным выдохом опустился на ближайшую ровную поверхность.
Мимо меня пронесся чудесный и чистый аромат лотоса. Александра вышла из храма, оставив меня сидеть одного на холодном каменном полу пристанища молящих о прощении.
Незамедлительно я последовал за ней.
Было истинным удовольствием любоваться ею издалека. Прекрасной, словно цветок, и невесомой, словно облако. Я не смог не обратить внимания на ее исхудавшие плечи, будто бы с момента нашей последней встречи прошли не дни, а года. Серая ткань платья удачно скрывала ее от любопытных глаз своей обычностью, но выделяло для меня ярким пятном ее маленькую фигурку на этой темной улице.
Чем ближе я был к ней, тем активнее левое запястье проявляло свой протест.
Признаюсь, следующие события привели меня в ужас, потому сейчас, с холодным разумом, уже пережившим это и получившим иммунитет, могу рассказать вам все, как на духу.
В какой-то момент боль в руке стала нестерпимой. Я зубами стянул с нее перчатку и обомлел от ужаса. Бинты, пропитанные лечебной мазью, стали красными от крови, сочившейся из вновь открывшихся ран. Мне казалось, что я вижу движения обгуливающейся кожи прямо под мокрой тканью.
Я находился на расстоянии вытянутой руки от Александры и ничего не понимал.
Она пряталась под густым ракитовым кустом, раскинувшимся у ворот довольно приметного викторианского дома, а я ошарашено глядел то на нее, то на свою искалеченную руку.
До меня тяжело, нехотя, еле шевеля своими клешнями, пришло ужасающее понимание причин происходящего.